Я скрылся от дождя и лишних глаз под низким плетеным навесом, своего рода большущей корзиной, получая максимально возможный в данных условиях комфорт и возможность обозревать едва видимые за сырою пеленой дождя окрестности.
В незапамятные времена, как только сумерки сгущались над Парижем, аккурат после вечерни, множество цепей перегораживали Сену от берега к берегу, и неусыпные сторожа ходили, проверяя каждый час, заперта ли заветная цепь, пришвартованы ли гребные и парусные суденышки, как гласит о том королевский указ.
Со временем «за ветхостью» большинство цепей было снято. Остались лишь две, запирающие речной вход и выход из города. И хотя, соблюдая раз и навсегда заведенный маршрут, стражники по-прежнему иногда проходили по пирсам, тянущимся за малым исключением вдоль всего берега Сены, их вовсе не занимало, что в столь поздний час то здесь, то там виднеется лодка нарушителя августейшей воли.
Однако ритуал есть ритуал. Сучок, скрывающий место швартовки баркаса, был его неотъемлемой частью.
Легкое суденышко неспешно двигалось вперед, то ныряя под сводчатые арки мостов, то обходя далеко выдающиеся в воду торговые пристани. Шкипер негромко, но заученно четко давал счет, командуя нашей, в сущности, неумелой командой, при каждой возможности чуть слышно ругаясь себе под нос. За бортом, по берегам реки, мелькали спящие твердыни парижской крепости, ощетинившийся шпилями, точно дикобраз, многопушечный Турнель, Нельский отель, хранящий память о страстных принцессах вместе с любовниками, с детским восторгом наблюдающих ненасытное пламя костров, пожирающее гордого старца де Мале и его собратьев тамплиеров. Проклятию великого магистра суждено было сбыться, и, как поговаривали суеверные злословы, по сей день тяжкий груз его предсмертных слов лежал на судьбе королевского дома.
Проплыл мимо и остался за бортом каменный корабль Ситэ, привязанный к берегам мостами, запертыми на ночь замками Пти-Шатле и Гран-Шатле. Мелькнул, вырвавшись из тени королевских садов, насаженных на западной оконечности Ситэ, островок Коровьего перевоза. С него вяло окликнули шкипера стражи Гревского порта, но, должно быть, услышав знакомый голос в ответ, утратили всякий интерес к баркасу. Вот и порт, вернее, порты – винный, зерновой, угольный – остались позади. Пожалуй, здесь да еще в Сен-Поле в этот час имелось столько стражи. От самого берега, от всех этих многочисленных понтонов до Гревской площади тянулись бесчисленные дворы, к радости и достатку хозяев превращенные в склады. Даже колоннада ратуши была заставлена бочками виноторговцев… Дальше, за небольшой, давно уже ставшей бесполезной, крепостью времен Карла V – Барбо, потянулись стены монастыря целестинцев и, наконец, фруктовые сады, подступающие вплотную к Сен-Полю.
Вот замаячили впереди величественные особняки Жуи и Санс, точно верные телохранители, стерегущие покой королевской резиденции, и чуждые их королевскому величию несколько чудом зацепившихся за береговую кромку лачуг перед ними. Туда сейчас и лежал наш путь. Еще несколько минут – и вся моя крошечная армия была на берегу. Теперь осталось лишь понадежнее замаскировать «флот» и начинать «победоносное наступление». Дай бог, чтобы противник подольше его не замечал!
Когда бы Жуи и Санс могли сдвинуться с места, чтобы закрыть собой замок, над которым нависла угроза гасконского нашествия, возможно, они бы не преминули это сделать, но судьба им была стоять неподвижно, безучастно наблюдая за походом невиданного войска. Зубчатая стена Сен-Поля, возвышаясь над рощицами раскидистых деревьев королевского сада, тянулась на полтора с лишним лье – загадочным многоугольником, казалось, лишенным какой-либо четкой оборонительной системы. Так, словно фортификатор, возводивший замок, в задумчивости исчеркал пергамент соединенными между собой линиями, а его подручные взяли да и приняли плод задумчивости мастера за руководство к действию. Но как бы то ни было, в прежние времена здесь хватало места для двух десятков принцев с их дворами для многочисленной челяди и дюжины львов, проживающих в специальном Львином Дворце.
