– Триоли.
Домой вернулись в четвертом часу. Еле дотащились. Занятия, переезды, сама Москва вытянули все силы.
В прихожей скандированием встретила Настя, младшая сестра:
– Рас-си-я! Рас-си-я!
– Что, опять биатлона насмотрелась? – не особенно радостно отреагировала мама.
Папа ответил:
– Глянули повтор вчерашней гонки.
– Там Зайка победила! – уверенно стала рассказывать Настя. – Она российская…
– Ладно, зайка, дай нам отдышаться.
Настя тут же насупилась:
– Я не зайка. Я – Настя. Я буду чемпионка танцев!.. Ладно, мне надо мультики… – И убежала в свою комнату.
Иногда пятилетняя сестра кажется Даше уже взрослой, всё понимающей. Но чаще – пребывающей и как-то специально заставляющей себя пребывать в том периоде детства, когда еще можно многого не понимать, позволительно капризничать и не слушаться. И от этого Даше становится как-то завидно, и она вопреки здравому смыслу злится на сестру.
– Есть хотите? – спрашивает папа.
– Я – нет, – ответила Даша и тут же автоматически поинтересовалась: – А что есть?
– Курица по-ростикски и рис.
– О, тогда курицу буду!
«По-ростикски» папа называет куски курицы, обвалянные в муке со специями и зажаренные на сковородке в большом количестве масла. Мама эту еду считает вредной – «поэтому и такие пухлые все, кроме тебя, курильщика!» – но иногда готовить не запрещает: действительно вкусно.
Переоделись в домашнее, умыли руки, прошли на кухню.
– А вы с Настей будете? – спрашивает мама папу.
– Мы недавно… Не дождались. Я с вами чай попью.
Сначала Даша, а потом мама накладывают себе еды на тарелки. Садятся за обеденный стол. Не верится, что еще три месяца назад здесь, на кухне, был папин кабинет: письменный стол, полка с книгами, даже маленький диванчик. Ели за столиком, который каждый раз приходилось раздвигать, а чаще всего в комнате, перед телевизором… Но в начале сентября папа получил второй в своей жизни крупный гонорар, и его хватило, чтобы застеклить и утеплить лоджию. С тех пор кухня, впервые на Дашиной памяти, снова стала полноценной кухней. И всё равно на ней тесно – повсюду посуда, разные миксеры, мясорубки, пароварки, которыми очень редко пользуются. Была бы Дашина воля, она бы вообще выбросила из квартиры почти всё. Почти все вещи. Они давят, мешаются, лезут в руки.
– Что там в мире происходит? – интересуется мама.
Папа задумался.
– Да так… В Охотском море буровая платформа затонула. Буксировали, а на ней куча людей, и неизвестно, что с ними… Удальцов в реанимации…
– Ур-роды, – сочно произносит мама. – Убивают человека просто!
Вбежала Настя.
– Мам, а вы чего-нибудь купили вкусного?
– Мы не были нигде – с занятия на занятие… А, пицца осталась! Даш, достань.
Даша сдерживает фырк – «почему я, когда ей нужно?!» – поднимается, идет в прихожую, находит в маминой сумке пластиковый контейнер. Куски пиццы были сморщенные, сыр ядовито желтеет, куски ветчины ярко-красные, словно сырые. Сейчас Даша не понимает, как это вообще можно есть.
– Разогреть? – спрашивает мама Настю. – Или так будешь?
– Лучше так.
– Даш, еще тарелку ей дай…
Схватив тарелку с куском пиццы, Настя бежит к себе. Даша посылает ей вслед:
– А спасибо сказать!
– Пасиб!
Продолжается обед.
– И что там Сережа, – говорит мама, – совсем плох?
– Удальцов-то? Ну, видимо, – папа вздыхает. – Если действительно столько дней на сухой голодовке, то это – необратимые изменения организма. Легкие ссыхаются, почки, печень…
