Чехов и мы, прости Господи… - страница 14

Далеко от Москвы я видел спектакль «Случай в зоопарке», теперь, говорят, влюбленные критики его уже приблизили в отеческой заботе о московской публике – этот спектакль, поставленный как наглядное пособие по гомосексуализму, пособие для начинающих или просто любознательных, я уж не знаю… И не потому, что так уж извращена природа у создателей произведения, а как – то не додумались они ни до чего другого, да и не интересно им это – какое – то там «думание», вроде, как и не «театральное» совсем занятие, во всяком случае, необязательное, почти неприличное, если «таланту хоть отбавляй» – вот и решили быть «смелыми», как «тама»…

А в известном спектакле «Не боюсь Вирджинии Вулф» очень серьезно и фундаментально «поставлена», и с умнейшими, вроде бы, актерами, какая – то бесконечная семейная склока, через двадцать минут уже пробуксовывающая сама в себе… И опять же – не потому, что так уж не могут профессионально выстроить внутренний сюжет отношений в согласии с художественной философией автора, а по той же причине, если так можно выразиться, – глубокого не – до – мыслия…

И те, и другие, и третьи, почти без счастливых исключений, проходят почему – то по самому поверхностному «низу» возможной причастности к высокой драматургии – видно, и сегодня, как и в первые дни творенья, все познается и создается «по образу и подобию своему» – и другого не дано…

Как сегодня мы ставим Чехова?.. Да как угодно – и по тексту, и против текста, и поперек, как самого – самого «интеллигентного» и почему – то вдруг скучного, с налетом обаятельнейшего лиризма и без такового, но социально активного, с хрестоматийным пиететом, и как капустник в ПТУ… Времена рабского подражания «образцам» прошли, слава Богу – гуляй, как вздумается,… и гуляем, даже не утруждая себя попытками приблизиться к Его беспощадной глубине и космической духовности, художественно выстроенных Им через ход человеческих судеб в галактике того или иного сюжета…

Да, высокая классика – это не театральная иллюстрация, не живые картинки на расстоянии, а вновь зачатая и вынашиваемая в чреве зрительного зала драма живой жизни… Поставить и сыграть Чехова – это значит прочувствовать и выразить глубинные проблемы человеческого существования в потоке обыденной жизни… И быт у Чехова – это тело, плоть и клетка человеческого духа, от чего он бежит и к чему возвращается, как блудный сын… А вместо разыгрывания текста или даже сочиненного «образа» – обнаженное ожидание и опора на себя, единственного…

Да, Чехову нужен режиссер и актеры, прозревающие быт, способные увидеть за ним голую и трагическую правду человеческих жизней, своей и всякой другой… И только тогда это философский и великий театр, равного которому, как утверждают Брук и Стрелер, нет…

А ещё Чехов напоминает нам о триедином даре подлинного творца – даре духовного мышления, нравственного существования и художественного деяния… Сущностная сосредоточенность каждого бытия, в том числе и сценического, является метафизическим законом его трагической глубины и значимости…

На репетициях выращиваются и тренируются, а на спектакле запускаются в «жизнь и игру» одновременно – не только сущность личности, её сосредоточенность на себе, но и энергия свободы в её воплощениях – три главных составляющих человеческой судьбы, бытийствующей на сцене и питающей любой сюжет жизни своими соками и глубиной… Сценическая