Человек устроен так, что повсюду ищет себе подобных. Никто не желает быть уникальным. Все ищут свою стаю и норовят к ней прибиться. Богачи идут к богачам, нищие – к нищим, воры – к ворам, хитрецы – к хитрецам, изгои – к изгоям. Таков и я: ищу своих.
А если не нахожу – создаю.
Призна́юсь, была у нас с Зиной своя интимная история, и не одна; впрочем, всё невинно и без последствий; но сегодня я не хотел ничего вспоминать; у меня была цель, я смотрел вперёд.
Помехи есть всегда.
Всегда есть кто-то случайный, сбоку находящийся, – досужий сосед, завистник, стукач, любопытствующий интересант, череззаборный наблюдатель, – для которого чужая жизнь важнее собственной. Всегда есть кто-то, наблюдающий за тобой из-за угла. Он не обязательно плохой, но он обязательно тебе однажды помешает. Я не хотел, чтобы Зина мне мешала. Я дал ей то, что она хотела: дал понять, что имею двойное дно, и таким образом удовлетворил её если не физически, то морально.
Возвращаюсь с пакетом купленной ерунды; цели достиг – освежил голову, отвлёкся. Хорошо пройтись под высоким апрельским небом, по подсыхающим грязям, мимо берёз, выкинувших уже почки. Под деревьями и в кустах ещё лежат последние чёрные снежные плиты, источающие холод. Солнце набирает жар, под его лучами земля дымится, и сам я тоже.
Все люди весной дымятся, как земля, все испаряют накопленную за зиму старую гнилую воду.
16
Хорошо, что я живу на отшибе. Никто ко мне не придёт, никто не будет любопытствовать, никому это не нужно – ни Зине, ни Застырову. Далеко ехать, далеко идти, а главное – незачем. Тупик, укромный угол.
Березняк, потом тропа на всхолм, на берег оврага, заросшего ивами.
На покосившихся столбах протянуто электричество – я единственный потребитель этой линии. По закону, если я исправно плачу за свет, то поставщик обязан обеспечить мне подачу электричества. Но на деле, в реальности, если гнилые столбы начнут падать – мне придётся ставить новые за свой счёт. Энергетическая компания не будет тратиться на двадцать пять столбов ради меня одного.
Но это будет не скоро, столбы хоть и клонятся, но лет пять ещё простоят, а может, и все десять; а за десять лет мало ли что случится.
Мне кажется, даже Создатель не знает, что будет через десять лет.
Однажды он раскрутил этот диск, этот маховик, на определённую, ему нужную, скорость – а потом отошёл в сторону, и теперь маховик крутится без него.
Лично я на его месте сделал бы так же: зачем раскручивать всё время? Надо раскрутить один раз на максимальный ход, а потом бросить, отойти: далее пусть крутится само.
Создатель раскрутил наш диск один раз – и навсегда.
В том, что́ с нами происходит теперь, нет никакого его участия. Диск вращается самостоятельно. Он раскручен так сильно, что инерции хватит на тысячи лет. Сколько других таких же маховиков у Создателя – мы не знаем. Я думаю, много. Мы у него не единственные.
Тропа изгибается вправо и влево; там, где тень, на тропе ещё лежит грязный лёд, но там, где солнце, – всё набухло чёрной тёплой землёй.
Осенью заезжают грибники. Они никогда не ставят свои машины возле моего дома – всегда в стороне, в роще, съехав с просёлка на обочины. За многие годы, пока тут живу, я видел грибников раза четыре, случайно. Они всегда вежливо здороваются со мной и быстро уходят в чащу, я здороваюсь в ответ. Возможно, они думают, что я, проживающий в избе на краю леса, считаю все окрестные места своими владениями; возможно, они боятся меня. Они исчезают в сентябре, от них нет никакого беспокойства.
