– Ну, посмотрим, как будет получаться, – сказал я.
Она улыбнулась в ответ. Мне казалось немного странным, что молоденькая девушка, а на вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, вела себя естественно и непринуждённо, как будто знала меня достаточно долго.
– А ты, насколько я понимаю, служишь здесь? – спросила она.
– Да, – ответил я. – Только я не скажу тебе, где. Это военная тайна.
– Вот как! – улыбнулась девушка. – Теперь ещё больше хочется узнать.
Мне показалось, я как минимум её заинтригую, но она просто смотрела на меня и улыбалась, будто знала, что я специально вру, чтобы понравиться ей или отшучиваюсь, чтобы лишний раз не называть род войск.
– А УССТ-6, наверное, это название подразделения? – спросила она и подмигнула мне, указав на шеврон на правом рукаве.
– Ага, – кивнул я. – И служат там не парни – звери. Им автоматов не дают, потому что они опасны даже с сапёрной лопатой. Видишь, кстати, петлички?
Я указал на уголки воротника своей гимнастёрки, видневшейся из-под бушлата. Закреплённые там петлички были в форме лиры, вписанной в лавровый венок, и означали мою принадлежность к военным музыкантам.
– И что это значит? – как бы подогревая мой интерес спросила она.
– Это вообще страшные парни, с которыми лучше не связываться, – ответил я со зловещей интонацией. – От одного только звука неприятель в страхе бежит, бросив оружие и забыв, зачем пожаловал.
– Эти страшные парни – музыканты, что ли? – еле сдерживаясь от смеха спросила моя новая знакомая.
– Ага, – кивнул я, и не выдержав, засмеялся.
Мы ещё гуляли по набережной, то и дело заходя в парк или оказываясь на узких ижевских улочках. Потом я проводил её на троллейбусную остановку, и она уехала, оставив свой номер телефона. Я же объяснил, как добраться до части, если вдруг она захочет меня навестить. Не знаю, почему, но я надеялся, что понравился ей. По крайней мере, заметил, что она часто мне улыбалась, смеялась над моими порой глупыми шутками и вообще, чувствовала себя в моей компании комфортно.
На обратном пути я зашёл в магазин, чтобы купить сослуживцам-оркестрантам чего-нибудь сладкого к чаю и попутно набрать себе ирисок в ночной наряд. Когда рот занят, спать хочется меньше, а думается легче. Плюс сладкое слегка повышало запас энергии, необходимой для несения службы на свежем морозном воздухе. Стоя в очереди в кассу я заметил на стойке с периодикой газету. Я не был поклонником подобной печати, но сейчас меня привлёк заголовок. «Снилось мне» гласил он крупными буквами яркого цвета на первой полосе. Я задержался у стойки и задумался. Мне вспомнился сон и слова администратора о знаках. Неужели это они и есть? Бред какой-то. Но мне захотелось взять себе экземпляр, чтобы прочитать статью перед нарядом.
Впрочем, до газеты мои руки так и не добрались. Я специально не пошёл на ужин, чтобы погрузиться в интересующую меня информацию на первой полосе, но вместо увлекательного чтения меня ждало новое удивление. В комнате психологической разгрузки, которую мы в шутку называли психушкой, работал телевизор. Он-то и отвлёк моё внимание от газеты своим громким звуком.
«Сенсация! Мужчина уснул во время перестройки, а проснулся через 20 лет!», – вещал диктор во всеуслышание. В кадре появился герой сюжета, мужчина лет пятидесяти на вид. Он лежал в постели, боясь лишний раз пошевелиться и пытаясь выдать в микрофон более-менее связную речь. По его растерянному лицу было видно, что он не понимал, кто он и где. Сидевшая рядом женщина, по всей видимости, супруга героя, рассказывала репортёрам о прожитых годах при живом недееспособном муже, о том, как тяжело было поднимать одной двоих детей, о лихих девяностых и разводящих руками врачах, о скитаниях по всевозможным клиникам, экстрасенсам, гадалкам, цыганкам, бабкам, о том, как тяжело было ухаживать за мужем, впавшим в летаргический сон. Далее по сюжету следовали комментарии врачей, обязательно каких-нибудь академиков, и специалистов по паранормальным явлениям.
