А после концерта были танцы. Заломов танцевал с кем угодно, но только не с Танечкой, Юрка же, напротив, танцевал только с нею. Вечер близился к завершению, когда вдруг объявили дамский вальс. Заиграла музыка, но никто из «дам» с места не тронулся. Просторный зал был пуст, сверкал начищенный паркет, да сияли белизной передники рассевшихся вдоль стен старшеклассниц. И тут одна из них резко поднялась и с решительным видом направилась к стоящим рядом друзьям. Это была Танечка. Юрка уже подтянулся, решив, что девушка идёт к нему, но та прошла мимо него и остановилась перед Заломовым. И началось их бесконечное вальсирование. В полном одиночестве они кружились и кружились на блестящем паркете, и яркий круг белых передников бешено вращался в глазах Заломова. Он только молил Бога не запнуться и не опозориться. За все эти долгие две с половиной минуты Танечка не проронила ни слова и ни разу не взглянула на своего партнёра.
Казалось бы, столь яркий поступок Танечки, крайне нехарактерный для её скрытной, сдержанной натуры, говорил ярче слов, кому она отдаёт предпочтение, но этот вывод испугал обоих друзей. Сразу после того вальса они вышли в коридор, и Заломов поспешил восстановить прежний statusquo.
– Юрка, она хочет, чтобы ты её возревновал.
– А какой в этом смысл?
– Чудак, это же классический женский приём. Так она пытается поднять градус твоей влюблённости.
– Куда уж выше?
– Юрка, ты же такой классный парень! Несомненно, она считает тебя сердцеедом и боится, что ты просто приволакиваешься за нею, чтобы увеличить список своих побед.
Удивительно, но такое сомнительное объяснение успокоило Юрку. И самое странное, в свою высосанную из пальца версию уверовал и сам Заломов.
Вот какие воспоминания оживили у Заломова строки из «Евгения Онегина». «Почему же тогда я не решился выяснить всё у самой Танечки?» – спросил он себя и услышал ответ своего второго Я: «Из её поведения в тот вечер и из бесчисленных ранее подмеченных мелочей ты знал, что она выбрала тебя. Но тогда в шестнадцать лет эта мысль тебя устрашила. Ты испугался последствий… и, пожалуй, поступил правильно». – «Ну, нет, – возразил Заломов, – это был мой первый малодушный поступок».
БОРЬБА РАЗУМА С ДРЕВНЕЙШИМ ИНСТИНКТОМ
Владислав вышел из Института, и ноги сами понесли его по лесной дорожке к школе для одарённых детей. Начиналось сибирское лето. Папоротник-орляк завершал развёртывание своих ажурных псевдолистьев. По узеньким тропкам шныряли птенцы дроздов-рябинников, уже достигшие размеров родителей, но ещё не растерявшие своей детской доверчивости. Летели на первое любовное свидание сотни только что вылупившихся из куколок боярышниц – крупных и неуклюжих белокрылых бабочек. Заломов поймал себя на мысли, что и ему сейчас, как любой из этих бабочек, не даёт покоя тот же зуд, тот же древнейший и потому необоримый инстинкт.
Впрочем, примитивный и грубый инстинкт, видимо, хорошо знал, что делал, ибо, как только Заломов подошёл к школе, случилось форменное чудо – парадная дверь распахнулась, и на крыльцо выскочила Анна. Она легко сбежала по ступенькам на тротуар и, не взглянув в сторону Заломова, быстро пошла (как ему показалось, полетела) к своему дому.
– Анна! – хрипло позвал он, и сам не узнал своего голоса. Девушка резко остановилась. Пару секунд она смотрела на Заломова и молчала, и он молчал, наслаждаясь любованием ею. В голове его вертелись нечёткие противоречивые мысли: «Боже, как же она хороша! Интересно, она и на самом деле так хороша, или мне это только кажется? Неужели красота женщины – просто приманка для мужчины?» Он стряхнул с себя эти неуместные мысли и снова утонул в ярких и правильных чертах Анны. Как сквозь сладкий сон, как сквозь шум тёплого дождя донеслись до него её слова: «Влад? Вы? Как славно, что мы встретились! Я ужасно рада вас видеть. Как раз сегодня хотела вам звонить. Вы свободны?»
