– Мне кажется, что Валерию Викторовичу не очень нравилась вся эта затея с удочерением девочки, – сказала Астапова и, отпив из кружки уже остывший кофе, поморщилась.
– Вот даже как! – Лев Иванович наклонил голову, приготовившись внимательно выслушать аргументы домработницы.
– Еще до того, как девочка постоянно стала жить в доме, супруги Шишковские много говорили на тему ее удочерения. И из их разговора я поняла, что Валерий Викторович больше склонялся к тому, что им нужно принять в семью мальчика. Он хотел сына. Но Ирине Николаевне легла на сердце именно Антонина, и она ничего слушать не хотела. Говорила – или берем к себе Тоню, или вообще никого. В конце концов Валерий Викторович уступил жене, но сам довольно прохладно относился к Антонине. Он хотя и старался быть с девочкой ласков и покупал ей разные безделушки к праздникам, но большого участия в ее жизни и воспитании не принимал, предоставив это жене.
– У него не было никакого интимного интереса к Тоне? – Гуров решил задать вопрос, что называется, в лоб.
Астапова как-то испуганно посмотрела на сыщика и покачала головой:
– Нет. Такого не было. Я же говорю, что он ровно к ней относился. Если бы что-то такое было, то я бы наверняка заметила.
После этих слов щеки у Жанны Валентиновны вспыхнули, и она, чтобы скрыть свои чувства, уткнулась в чашку с кофе и стала медленно цедить окончательно остывший напиток. Это стыдливое замешательство не укрылось от глаз Гурова, и Лев Иванович решил, что, наверное, у домработницы и ее хозяина была интрижка. Иначе отчего бы ей так краснеть, отвечая на вопрос об интимных пристрастиях Шишковского? К тому же за столько лет Астапова так и не вышла замуж и не обзавелась своей семьей, что также говорило в пользу того, что она не просто так держалась за эту семью и столько лет проработала на одном месте, жертвуя своим личным счастьем.
– Ну что ж, Жанна Валентиновна, – Лев Иванович поднялся со стула, давая понять, что пока других вопросов к домработнице у него нет, – оснований не доверять вашим словам и наблюдениям у меня нет. Надеюсь, что девочку в скором времени найдут и все обстоятельства произошедшей трагедии прояснятся.
– Я тоже надеюсь, что она жива и здорова, – тихо отозвалась на его слова Астапова. – При всем своем прохладном отношении к Антонине я бы не хотела, чтобы с ней случилось что-то ужасное.
Гуров вышел из комнаты домработницы и снова поднялся на второй уровень квартиры. Криминалисты, а их было двое, уже сворачивали свою работу и собирали в чемоданчики образцы биоследов, собранных в спальне Шишковских. Лев Иванович не стал их ни о чем расспрашивать – знал, что, пока все материалы не будут тщательно исследованы в лаборатории, узнавать от специалистов что-либо бесполезно.
Гуров неспешным шагом прошелся по спальне и завернул в ванную. На телефоне заиграл рингтон, сообщавший, что звонит Крячко.
– Слушаю. – Гуров остановился посредине ванной комнаты, машинально осматривая пространство вокруг себя.
– Я снял копии с переписки в чате, но пока не увидел там ничего, что помогло бы нам в расследовании, – доложил Станислав. – Единственное, за что зацепился взгляд, – это последнее сообщение Антонины. Но писала она не воспитательнице, а своей подружке, с которой дружила, когда жила в детском доме. Подружку зовут Динара. Ей сейчас восемнадцать, она учится в Московском политехническом универе и живет в общаге. Запись была сделана примерно четыре дня назад. Антонина написала ей, что временно не сможет ей писать и звонить, потому что у нее в жизни намечается крутой поворот, но потом она с ней свяжется и все подробно расскажет.
