Человек со сломанным ухом - страница 19
Я уложил тело в чашу насоса, сверху опустил колокол, загерметизировал его края и начал постепенно откачивать из колокола воздух, одновременно снижая внутри него температуру. Вокруг тела полковника я уложил капсулы с хлоридом кальция, предназначенные для впитывания испарявшейся из тела жидкости, что позволило ускорить процесс обезвоживания.
Хочу подчеркнуть, что мной были созданы идеальные условия для постепенного обезвоживания человеческого тела, благодаря которым удалось предотвратить резкое прекращение физиологических процессов и разрушение тканей. Даже мои эксперименты над тихоходками и коловратками редко имели такие же большие шансы на успех. Кстати, все эти эксперименты завершились вполне успешно. Однако особенность объекта воздействия и серьезные моральные соображения требовали соблюдения особых условий, которые я предусмотрел заранее. Задолго до этого эксперимента я проделал в колоколе две выемки и вставил в них куски толстого стекла, через которые мог контролировать воздействие вакуума на полковника. Кроме того, я не стал закрывать окна в моей лаборатории из опасения, что слишком высокая температура нарушит летаргический сон объекта или повлияет на процесс обезвоживания. Если бы тело разморозилось, то эксперимент мог закончиться неудачей. Моими усилиями в течение нескольких дней показания термометра держались на уровне 6-8 градусов ниже нуля, летаргический сон не нарушался, и одновременно свелся к минимуму риск замерзания тканей.
Удаление воздуха я производил крайне медленно из опасения, что газ, высвободившийся из-за разницы давления внутри тела и снаружи, прорвет сосуды и спровоцирует немедленную смерть. Кроме того, я постоянно следил за воздействием вакуума на кишечные газы, которые расширялись в организме по мере падения давления вокруг тела и могли бы вызвать серьезные повреждения. Такое расширение не могло повлиять на сохранность тканей, но малейшего внутреннего повреждения было бы достаточно, чтобы стать причиной смерти через несколько часов после возвращения к жизни. Такое часто происходит, когда оживление животного производится без должных мер предосторожности.
При работе с телом полковника несколько раз имело место слишком быстрое вздутие живота, что представлялось весьма опасным и вынуждало меня впускать под колокол небольшое количество воздуха. Прекращение вздутия свидетельствовало о том, что газ удалялся в результате экзосмоса12 либо спонтанного действия внутренних органов. Только к концу первого дня я смог ослабить меры предосторожности и поднять вакуум на несколько более высокий уровень.
На следующий день я еще больше поднял вакуум, в результате чего стрелка барометра опустилась на пять миллиметров ртутного столба. При этом положение тела и конечностей нисколько не изменилось, из чего я сделал вывод, что тело не подвержено конвульсиям. Мне стало ясно, что тело полковника уже прошло критическую стадию обезвоживания, утратило способность двигаться и в нем остановились физиологические процессы, однако смерть не наступила и сохранилась возможность повернуть все процессы вспять. Жизнь была приостановлена, но не прекратилась.
Каждый день я откачивал избыток водяного пара и при этом следил за показаниями барометра. Наступило 14 января. В тот день дверь моей лаборатории была в буквальном смысле снесена русским генералом графом Трологубом, уполномоченным генерального штаба. Этот высокопоставленный офицер в страшной спешке примчался в нашу деревню, чтобы отменить казнь полковника и препроводить его к главнокомандующему. Я терпеливо объяснил ему смысл моих действий, предпринятых по велению совести, предложил взглянуть через окошко в колоколе насоса на тело полковника, сказал, что буду счастлив сохранить тело человека, который мог бы сообщить полезные сведения освободителям моей страны, и сообщил, что могу самостоятельно оживить его, если мне пообещают сохранить ему жизнь и свободу. Генерал граф Трологуб, человек, безусловно достойный, но получивший лишь военное образование, счел, что я шучу над ним. Он выскочил из лаборатории, захлопнув дверь перед моим носом, да еще и обозвал меня старым дураком.