Видимо, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Егоровны, – няня, вырастившая не только нас, но и папеньку, отчаянно приревновала к мисс Мур. Я слышала, как она не раз говорила маме, что «мисия» только и знает, что «на своём болтать с детками, как бы они язык родной вовсе не позабыли», и гуляет-то она так долго, что детки чуть не падают от усталости, и одеть-то их слишком легко норовит, и заниматься-то много заставляет, так что «бедняжки света белого не видят». Словом, в глазах няни, что бы мисс ни делала, всё было не так.
* * *
После завтрака Егоровна, поджав губы, прошествовала мимо мисс Мур и бросила на неё угрожающий взгляд. Няня редко удостаивала её беседою, хотя мисс довольно бегло, правда с сильным акцентом, говорила по-русски. Я поняла, что сегодняшний случай точно будет доведён до сведения мамы, и решила позже попросить Егоровну не делиться с маменькой этими пустяками – ну подумаешь, кто не может вспылить из-за чепухи!
* * *
После завтрака мы так и не собрались на улицу. Несколько раз принимался дождь, поэтому мисс Мур решила отложить прогулку на после обеда. Пока же мы втроём уселись рисовать. Наша детская была самой тёплой во всей квартире и довольно просторной комнатой, стены её были обиты голубым ситцем и увешаны нашими рисунками, отчего даже в непогоду в ней было уютно. А кроме того, там находились наши любимые книги, множество игрушек, кукольная мебель, поэтому мы предпочитали детскую особой комнате для занятий – «классной комнате», как говорили родители. А в этой классной комнате мы занимались с учителями арифметики и французского, которые готовили брата к гимназии.
Итак, мы спокойно рисовали – Борис особенно любил это занятие, да и получалось у него отменно, – а мисс Мур помогала нам и одновременно приглядывала за Шурой, которая сидела на полу и увлечённо складывала деревянные кубики в башню. Всё шло тихо и мирно, пока мисс не подсела к брату, чтобы подправить его работу. Борис, как всегда, был нетерпелив; понаблюдав несколько мгновений, с криком: «Теперь я сам!» он торопливо потянулся обмакнуть кисть в краски и не заметил, как размазал рукавом рисунок, заодно перепачкав стол и одежду.
Я поспешно отставила краски в сторону. Брат сокрушённо рассматривал испорченный рисунок и грязный рукав, затем вскинул на мисс глаза.
– Я не хотел, – пробормотал он. – Вот теперь придётся всё переделывать… Пожалуйста, извините меня, мисс, я очень сожалею.
– Вот вечно ты торопишься… – начала было я, но замолкла.
Мисс Мур смотрела на рисунок и замаранный рукав рубашки, точно это были её потерянные навсегда сокровища, затем топнула ногой.
– Гадкий мальчишка, да ты нарочно решил изводить меня сегодня? Почему ты так отвратительно себя ведёшь? Смотри же, ты заслуживаешь наказания! – закричала она.
– Мисс, я не нарочно, – прошептал Борис. – Простите, ради бога, если я огорчаю вас…
Я заметила в его глазах слёзы, и у меня в носу защипало.
– Вон! – взвизгнула мисс. – Иди в коридор и стань в угол.
Брат кинулся вон из комнаты. Шурочка съёжилась и смотрела на мисс полными ужаса глазами, а та сидела, уставившись на стол, где лежали кисти, краски, карандаши… Мисс точно была в каком-то оцепенении, и когда я окликнула её, не отозвалась. Мне стало сильно не по себе при виде её остановившегося взгляда, я тихонько встала из-за стола и вышла в коридор к брату. Рядом с ним я увидела разгневанную няню, которая вознегодовала, узнав, что гувернантка выставила Бориса из комнаты.
