Основная задача религии – помогать человеку ориентироваться по отношению к Высшему.
Что это такое – Высшее? Может быть, у нас и не окажется оснований, чтобы воспользоваться этим словом? Что ж, тогда философское ориентирование должно честно привести нас к признанию того, что религия не в состоянии дать нам реальные ориентиры. Тогда мы скажем, что это направление мышления и жизни не для нас, и перестанем искать своё среди религиозных учений – по крайней мере до тех пор, пока что-то не побудит нас к пересмотру позиции.
Здесь важны и понимание, и личный религиозный опыт. Разновидностью религиозного опыта является и полное его отсутствие.
Даже если мы признаем Высшее реальностью, это не означает, что мы навсегда избавились от сомнений и обрели абсолютно достоверное знание того, с чем (или с Кем) имеем дело. Высшее реально прежде всего как тайна. Впрочем, то же самое можно сказать и о многих других наших центральных ориентирах. Может быть, вообще все они, без исключения, уходят корнями в тайну. Лучше это или хуже для нас – дело вкуса. Но если это так, приходится с этим считаться.
Поэтому результатом личного религиозного ориентирования вряд ли будет исчерпывающее рациональное осмысление проблем веры и религии. Нам важно прежде всего осознать саму возможность религиозного постижения. Важен наш собственный шанс на получение такого опыта и такого внутреннего знания, которые бы нас ориентировали. Может быть, это позволит нам даже отказаться от философствования на эту тему – как от исчерпавшего своё значение средства.
Философия выводит нас к ориентирам и целям, но сама не может быть ни целью, ни ориентиром. Даже для тех, чьим призванием она становится.
Нет смысла противопоставлять религиозное ориентирование живому чувству веры. Нет смысла противопоставлять его какой-либо конкретной религии, той или иной традиции отношения людей к Высшему. Любое чувство веры, любое религиозное учение относятся к средствам и способам ориентирования.
Вопрос в том, что насущно именно для меня, конкретного человека со своей судьбой и своим путём духовного движения. Вопрос в том, что представляется мне наиболее достоверным, наиболее актуальным, наиболее отвечающим моим собственным проблемам.
Стоит вслушаться в замечательное слово: «достоверный». Достойный веры! Моей веры в то, что это именно так, идёт ли речь о поэтичном предании или о доскональном логическом рассуждении.
Признание того, что тайна является прежде всего тайной (нам предстоит ещё не раз обратиться к этому слову), не исключает никаких возможностей познания. Мы можем понимать её – в меру своего разумения, можем быть причастны к ней – в меру своей настойчивости, можем жить ею – в меру своей решимости. Не можем лишь одного: самодовольно полагать, что она зажата у нас в кулаке.
Жил-был путаник.
Подумаешь, какая невидаль, скажете вы. Мало ли на земле путаников?
Согласен, уговорили. Немало, немало на земле путаников. И сам я путаник. А вы? Неужели никогда ни в чём не путались? Вспомните как следует… Может быть, одни только путаники на земле и живут. Тогда о ком же ещё писать?
Итак, жил-был путаник. Пошёл он однажды куда-то по своим путаным делам и заблудился. Знаете, как это бывает? С дорожки на дорожку, с тропинки на тропинку – и вот забрёл он уже невесть куда.
Это невесть что, куда он забрёл, оказалось очень странным местом. Нигде никого, зато повсюду какие-то канаты, верёвки, проволоки и всякое такое.
