Можно было подумать, что Кинлох, стараясь представить себе образ этой женщины, ставил невозможную задачу. Он не разделял такого мнения. Наоборот, многое уже было ясно. Сидя около камина, он спокойно и методически искал ответы на разные вопросы. Никакого чувства признательности он не испытывал. Если она вытащила его из трудного и опасного положении, то сделала это не ради него, а в своих собственных интересах. Она боялась оставить в Илинге неудобного свидетеля. Полиция, арестовав Кинлоха, могла бы поверить его рассказу. Тогда положение ее друга и ее собственное могло стать чересчур опасным.
Женщина, по-видимому, много думала и никак не могла успокоиться. Почему она привезла его в деревню Минни? Потому, вероятно, что с этим домом связаны воспоминания о счастливом прошлом, и тут легче, и спокойнее думать о настоящем. Ответить на этот вопрос Кинлох, впрочем, не мог. Женщина была не расположена к откровенности. Наоборот, было ясно, что она старалась говорить, как можно меньше. Видно, она не переставала наблюдать за невольным гостем, потому что после ужина, когда он хотел вернуться к камину, она решительно взяла его под руку и вывела из комнаты.
– Пора спать, – сказала она. – А дальнейшие планы можно обсудить завтра.
Утром Кинлох убедился, что даже в этой одинокой усадьбе нельзя считать себя в безопасности. Очень рано его разбудил громкий стук в дверь. Пора завтракать. Голос женщины звучал решительно и нетерпеливо: она привыкла командовать. Но ему не хотелось так рано вставать. Давно он не нежился в такой мягкой, теплой постели. А когда он встал и потрогал рукой щетину на подбородке, всякая охота выходить из комнаты пропала. Он рад был, что не мог видеть в зеркале, на что стал похож.
За завтраком она сказала, что скоро придет старуха, делать уборку. Ему придется просидеть часа два взаперти в пустой комнате. Так, как старухе известно, что комната пуста, убирать ее она не будет. Посидеть взаперти, разумеется, не трудно, но все-таки… Положение, оказывается, не было так просто. Не успели они покончить с завтраком, как старуха уже стучалась на крыльце. От желания угодить, она пришла раньше времени. Кинлоха поспешно втолкнули в тесный чулан где-то в конце коридора. Дверь за ним захлопнулась, в замке повернулся ключ. Кинлох слышал через дверь, как вошла старуха.
– Доброе утро, мадам. Я пришла пораньше, потому что думала, не случилось ли чего после первой ночи.
– Вы очень милы миссис Спеддинг. Но что могло случиться? Вы думали, что я могла сжечь ветчину или пролить молоко?
Миссис Спеддинг усмехнулась.
– Нет, барышня, я не думала… Но я не знаю, умеете ли вы готовить. Я думала, что, может быть, вам страшно было спать одной в доме, особенно после всех этих историй с ворами и грабителями, о которых пишут в газетах.
Молодая женщина рассмеялась. Кинлох знал, что она стояла, прислонившись спиной к двери чулана, и боялась явившуюся уборщицу больше, чем миссис Спеддинг могла предполагать. Боялась она так же и того, что могла нечаянно выболтать словоохотливая старуха.
– Ну, видите, а мне не было ни капельки страшно, – ответила она храбро.
Но по сорвавшемуся голосу Кинлох понял, что она дрожала от ужаса. Старуха, однако, ничего не замечала.
– Нет, барышня… простите, барыня… все-таки, цвет лица у вас другой. Бледная вы какая-то. Вчера я думала, что это с дороги, а сегодня вижу, что вообще пропал ваш румянец. Уж не больны ли вы?
