– Это полотенце. У меня на плечах полотенце, – мужчина непонимающе моргнул за квадратными очками.
– Ну да, полотенце. Их рушниками называли.
Повисла пауза.
– А сколько лет здесь вашим родителям?
– Матери пятьдесят, отцу пятьдесят пять.
Они детей – меня и моих двух братьев – поздно завели. Мать родилась 5 мая 1926 года в Бессарабии. Ее семья жила в землянке – очень бедные были. Отец ее из землянки замуж и взял. Поэтому они решили сначала на ноги встать, потом детей заводить. Когда родился мой старший брат, отец уже разбогател. Ну и возраст к тому времени у него был приличный – за тридцать.
Дима с Артемом включили осветительные приборы, и Юрий Николаевич щурился на яркий свет, как на солнце.
– Разбогател, да? Сумел? – спросила Вика.
– Да, сумел. Увез жену на Украину, там стал выращивать виноград и делать вино. Участок со временем купил большой под виноградник. Много вина продавал. Много… – Мужчина снял очки, потер ладонью словно бы ослепленные глаза, вернул очки на место и взглянул на Вику уже бодрее. – Хорошее оно у него было. Всем нравилось… По пятьсот литров могли на свадьбу заказать. В конце 70-х годов у отца уже было десять тысяч рублей скоплено на книжке.
– Надо же! Огромные деньги по тем временам, – Вика покачала головой.
– Да. Большие деньги. Вина делали много. Бочки у нас для него были специальные такие, гигантские. Если своего винограда не хватало какую заполнить, отец отправлял меня с братьями на совхозный виноградник. Он сразу за нашим забором находился. Мы приносили полные корзины, и отец добивал бочку.
Вика изобразила на лице что-то вроде восторга от находчивости отца.
– И это были трудные походы, – продолжал Юрий Николаевич. – Представляете, ночью, в кромешной темноте, нужно собирать виноград и корзину, тяжелую, огромную, за собой таскать. Ну и потом принести ее домой. Мы с братьями в таком поту возвращались, в рубахах мокрых – хоть выжимай. Отец хотел еще распивочную открыть. Если вино разливать стаканами, то это совсем другой доход. Но не дали.
– Не дали? – переспросила Вика. – Ну, распивочная действительно, наверное, не очень полезное дело.
– Тогда, в 1986 году, антиалкогольная кампания началась… Возле нашей калитки все время дежурил милиционер, чтобы не приходили люди покупать вино. А потом вообще приказали виноградник вырубить.
Вика сочувственно покачала головой:
– Да, в те времена много виноградников погибло…
– Да.
Помолчали.
– У вас, наверное, было счастливое детство? – Вике было интересно, ведь не так часто встретишь людей из поколения ее родителей, кто мог бы похвастаться сытым, обеспеченным детством.
– Что вы! Нет, совсем нет, – Юрий Николаевич усмехнулся. – Отец у нас был строгий, вспыльчивый. Чего напортишь, разобьешь или поломаешь случайно – цепком отлупит. Если один из нас троих чего-нибудь набедокурит, он разбираться не будет, кто именно, поймает первого попавшегося и изобьет. Старший брат любил на улице что-нибудь вытворить. Придут на него нажалуются, а его и не найти… Никогда не найти. Отец поймает меня или Сашку, среднего, и злость сорвет.
– Так вы же ни при чем были?
– Да. Но отцу это было все равно… Все равно. А старший брат через два дня домой придет – у отца уже нет запала его наказывать. Да… Я вот очень любил с отцом в город ездить. Раз в месяц мы ездили. Он с друзьями встречался, а мне мороженое покупал. У нас в деревне мороженого не продавали. Как я эти поездки ждал – ужас! И когда мы с ним в автобусе уже в город ехали, нервы у меня не выдерживали. Так долго ждал, что не мог дотерпеть и ныть начинал. Однажды так разозлил нытьем отца, что в городе он мне накостылял и мороженого не купил.
