ЧеловекОN - страница 4

Вольфу подавала бокалы изящная кисть. Воздушные предплечья окаймляла бархатная синева рукодельной блузки. Стан чаровницы сжимала тёмная юбка карандаш, модная по тем временам до безумия. Чаровница суетилась у стола на цыпочках, и на ее левой пятке иногда блестела дырочка в колготках. Хоть выбор юбки чаровнице диктовала отчасти мода, отчасти бесподобная фигура, прическа этой особы выделялась из общего канона неуклюжих башен на головах. Крепкая русая коса до бёдер выводила чаровницу из ряда других девушек. Тотчас оглянулись ее синие глаза, большие губы улыбнулись. Ирина, естественно, заметила меня, потом и снимающую шапку, Олимпию.

«Серёжа, здравствуй… рада тебя видеть!», – мягко сказала чаровница. Ее кисти на мгновение обвили мою шею, и я почувствовал запах липы, слетевший с губ, которые легко коснулись угла моего рта, как бы случайно. Моя Олимпия холодно кивнула Ирине, как бы не заметив случайности, и сразу обниматься с Вольфом. Из кухни как раз вышли Смирновы с мисками оливье. Два квадрата, рознящиеся меж собой мерою тучности. Они разом затараторили что-то о радости, о наступающем годе, хвалили крымское полусладкое из моей сетки, вертели бутылку, ещё раз нахваливали. При этом они заголосили так обильно, что невысокие потолки зазвенели. Стол облагородили салаты.

Юля принесла закуску. За ней важно шагал Костя Непарчин. «Серега, здорово! Как я… А вот и Олимпиада!», – Костя чмокнул мою жену. Его глаза блестели наивным возбуждением от праздника, и преддверием наслаждения от прохладной водки, бултыхающейся в граненом графине, который он держал в руках. Михаил и Настасья Смирновы заразились этим блеском, этим возбуждением. Полилась бытовая, дежурная речь. Я с Олимпией вошёл в суету у стола, стараясь нечаянно касаться Ирины. Пока мы возились, в комнате появились Олег с Марусей. Когда, наконец, вместо Смирновых завещал телевизор, мы сели за стол. К первому тосту подошли ещё гости.

Предполагалось начинать с лёгкого. Потом уже, после полуночи нас ждала водка. Коньяк принёс Олег. Мужчины за столом перебирали запас дежурных тем, то и дело поглядывали на звёзды напитка. Женщины под шумок перемывали кости присутствующим и отсутствующим знакомым. Непарчин поднялся с табуретки. «Спасибо, дорогие, что пришли…", – затянул он, – «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Он прохрипел слова песни, посвистел немного. Кто-то пошёл за гитарой. Костя его остановил. «Сначала поедим, потом попоём». Мое шампанское решили пить в полночь. Что ж, хозяин барин. Советский шампунь согрел гостей, разговорил тех, кому надо было знакомиться.

Таких было не много. Я пожал руку учителю математики средних классов, который вообразил себя пупом земли. Старенькой консьержке заметил, как идёт ей янтарное ожерелье. Приехавшей из столицы, родственнице Непарчиных, переводчице сказал по-испански, хотя она знала английский. С остальными, как положено, перебирал хребет общей жизни. Меня посадили рядом с женой, но я не сводил глаз с улыбающихся губ Ирины. Она была напротив. Непарчины сидели на табуретках во главе стола. Гости на диване. Все благодарили мысленно хозяина, который не начинал серьезных бесед, покуда все не наедятся. Было, что есть. Юля готовила вкусно.

– Серега, ну, давай… рассказывай, как там дочурка? – засипел Олег, чавкая салатами. Его рожа, как всегда, раскраснелась, и меня раздражала, как всегда. Жирный нос, будто не чищенная картошка, норовил зацепить крупные порции, сверкающие на ложке, как покрашенный навоз. Его Маруся молчала, маленькими чёрными глазами хитро переглядывалась с бабами. От жары расстегнула пуговицы на груди. Исполинские молочные гроздья вываливались на воздух. У этой невысокой женщины хоть была красивая грудь. Большая. Олег гордился. Ещё со школы. Дурачьё.