Челтенхэм - страница 39

Что ж, он любил ее – любил так, как никогда не любил Черри: увлеченно переживал, ссорился, мирился, оправдывался, доказывал. К тому же тоска и уныние наконец-то покинули его постель. И все же воспринять их отношения до конца серьезно Диноэл не мог. Серьезно было с Черри. Да, буйство страсти, да, возможно, надолго, но все равно не то. Трон Черри оставался свободным, свою корону она унесла вместе с обручальным кольцом. Дин поймал себя на том, что во время очередного скандала был готов с недоумением сказать: как ты можешь чего-то от меня требовать? Ты не Черри! Он испытывал странную смесь вины и оскорбленности, даже когда Айрис брала в руки вещь, которой прежде касалась Черри.

Возможно, со временем это и прошло бы, бог весть, Диноэл потом еще долго терзал себя сомнениями, но ясно было одно: времени, отпущенного им судьбой, оказалось явно недостаточно. Айрис готовилась к их совместной жизни очень серьезно – если эпоха Черри была эпохой путешествий, то эпоха Айрис – это эра магазинов и торговых центров. Едва Дин возвращался из очередной командировки, они мчались покупать посуду, столовое серебро, всевозможные принадлежности для кухни, вовсю шла подготовка к ремонту (все, с таким весельем сделанное в доме под руководством Черри, вызывало у Айрис презрение с изрядной долей отвращения), шло обсуждение, надо ли покупать вторую машину и кто за кем будет заезжать – но запас горючего в баке их отношений подходил к нулю.

Да, ссоры и скандалы. Они неизбежно оставляют осадок, который копится, копится и в какой-то момент достигает критической массы. Мятежный просит бури, но даже самый мятежный однажды скажет, что хорошенького понемножку. Дину хватало неприятностей на службе, дела спектров шли все хуже и хуже, а тут личная жизнь превратилась в кадриль на минном поле. Нельзя не иметь возможности расслабиться, никакие, даже самые прекрасные чувства не вынесут атмосферы вечного напряжения. Где и когда Айрис прорвет на истерику, бессмысленно даже гадать, а ситуация такая, что и без этого есть над чем поломать голову. Кроме того, положение вечного обвиняемого, вечно виноватого утомляет и нагоняет ипохондрию.

Короче, еще даже толком не наступившая семейная жизнь вымотала Дина до предела. Почему он вообще так долго терпел? Потому что любил, потому что надеялся – вот доругаемся, окончательно разберемся, и вот тут-то… Потому что, пока не было ссор, отношения были такие, что большего Диноэл и желать не смел – какими-то зубчиками, псевдоподиями, вибриссами и еще незнамо чем их с Айрис непростые натуры совпадали почти идеально.

Была, впрочем, еще одна веская причина, которую он скрывал сам от себя. Терпеть выходки Айрис его заставляло жгучее чувство вины перед Черри, желание сделать как можно серьезнее и весомее одну из причин их расставания, доказать кому-то, бог знает кому, что эта новая любовь в чем-то стоила развала его многолетней семейной жизни.

Но вот однажды ударил час. Обсуждали наступающий сезон отдыха, подгонку сроков, и Дин, отодвинув пиццу и пиво, в который раз осторожно предложил договориться по-хорошему и на время отпуска заключить пакт о ненападении – не пожалеем усилий и попробуем прожить две недели мирно. В ответ он получил стандартные вопли и обвинения, понял, что впереди еще одни загубленные каникулы, что все идет по кругу, и в приступе минутного просветления до него дошло, что характер Айрис не изменится уже никогда. Вслед за известным Хосе из новеллы Мериме Дин признал, что его подруга ни в чем не виновата, просто она такая, ее так воспитали, есть, видимо, такие семьи, где скандал – это не событие, а норма общения. Невольно вспоминаются дикие племена, живущие у водопада, – в любом случае, чтобы услышать друг друга, приходится орать. В это же вещее мгновение он ясно ощутил, что резервы исчерпаны и сил для смягчения, удержания обстановки и компромиссов больше нет. Точка. Керосин выбран досуха, пропеллеры остановились в воздухе.