. Предлагаю – „британские рестораны“. Все ассоциируют рестораны с хорошей едой, так пусть люди получать хоть красивое название, если мы не в состоянии предложить им что-то еще»[82].
Также Черчилль предлагал заменить самолеты (aircrafts) на аэропланы (aeroplanes), а летные поля (airfields) – на аэродромы (aerodromes)[83].
Вместо бюрократических жаргонизмов Черчилль использовал в письмах известные латинские выражения. В одном из посланий Рузвельту было, например, вставлено выражение Amantium irae amoris integration est[84].
– Знаете, что это значит? – спросил премьер своего секретаря Мэриан Холмс.
– Боюсь, что нет, сэр, – смущенно ответила молодая девушка.
– Это означает «Гнев влюбленных – лишь возобновление их любви»[85].
В некоторых случаях Черчилль обращался и к произведениям великих писателей, цитируя любимые отрывки. Так, одну из своих записок в Комитет начальников штабов он завершил репликой Брута из пьесы Шекспира «Юлий Цезарь»[86]:
В делах людей бывает миг прилива;
Он мчит их к счастью, если не упущен,
А иначе все плаванье их жизни
Проходит среди мелей и невзгод.
Так мы теперь – на гребне у волны
И плыть должны с услужливым потоком
Иль счастье упустить
[87].
Эта цитата наглядно демонстрировала отношение политика к высадке на восточном побережье Италии, захвату Неаполя и началу наступления на Вечный город – Рим.
Третий фактор, который Черчилль считал ключевым в процессе письменных коммуникаций, заключался в форме, избранной для написания текстов. Он был убежден в том, что большое значение имеет не только мысль, которую предполагается выразить в письме, но и то, как это будет сделано. Например, когда ему предстояло сообщить неприятную для получателя новость, он сознательно выбирал подчеркнуто вежливый стиль, чтобы смягчить восприятие информации.
Характерный в этом отношении эпизод произошел летом 1940 года, когда британскому премьеру необходимо было проинформировать бывшего короля Эдуарда VIII (после отречения – герцога Виндзорского) о его новом назначении (читай – ссылке) на пост губернатора Багам. Столь экстренная мера была вызвана благожелательными взглядами бывшего монарха, а также его супруги Уоллис Симпсон (даже в большей степени) в отношении нацистского режима. В Лондоне обоснованно опасались, что Третий рейх станет использовать чету в своих целях. Не исключался также и переезд Его Королевского Высочества с Пиренейского полуострова, где он в тот момент проживал, в Германию. Ситуация осложнялась тем, что Черчилль находился в дружеских отношениях с герцогом Виндзорским. Он был одним из немногих политиков, кто поддержал монарха в разгар «кризиса отречения», когда частично из-за своих политических амбиций, частично из-за желания вступить в морганатический брак с разведенной американкой Эдуард был вынужден передать престол младшему брату Альберту (после коронации король Георг VI). Казалось бы, совсем недавно Черчилль, едва сдерживая слезы от переизбытка эмоций (за свое свойство плакать в самые тяжелые моменты наш герой даже получил прозвище «плачущий мальчик»[88]), помогал Эдуарду написать речь по случаю отречения. Теперь же ему предстояло подготовить другой документ.
Министр по делам колоний лорд Ллойд предложил заручиться поддержкой доминионов. Он составил черновик письма, которое Черчилль должен был от своего имени отправить премьер-министрам Канады, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки:
