Когда лейтенант Мэтьюз вошел в кабинет, губернатор стоял у окна, закрытого прозрачной занавеской из муслина[18]. На его рабочем столе лежали бухгалтерские книги и тетрадь писчей бумаги; рядом стоял письменный прибор. Из вазы, установленной между моделью парусника и глобусом, торчала тростниковая трубка, при помощи которой сэр Генри пил терпкий переброженный сок, извлекавшийся туземцами из ствола масличной пальмы.
– Мое почтение вашему превосходительству, – промолвил лейтенант глухим голосом.
– Что за корабль? – спросил губернатор, отворачиваясь от окна.
– «Провиденс», сэр.
– Отлично! Отправьте на берег караул, надо встретить капитана с почестями.
– Да, сэр.
Лейтенант сделал попытку выйти из кабинета, но сэр Генри жестом остановил его.
– Постойте, Мэтьюз… Когда проверите бумаги капитана, приведите его сюда. Я хочу поговорить с ним.
– Да, сэр.
Лейтенант ушел, а сэр Генри, сев за стол, дважды позвонил в колокольчик.
В стене, на которой был изображен морской бой и висели рапиры, открылась едва заметная дверь, и в кабинет вбежал негритенок лет двенадцати. На нем были короткие штаны в сине-белую полоску, красные чулки и стоптанные башмаки с медными застежками.
– Слушаю, хозяин, – почтительно кланяясь, пролепетал он.
– Патрик, мисс Моррис уже встала?
– Да, хозяин.
– Чем она занята?
– Толстая Бетти заплетает ей волосы, хозяин.
– Передай, что я жду ее.
– Слушаюсь, хозяин.
Поклонившись, негритенок бесшумно исчез. Сэр Генри с задумчивым видом сунул в рот конец тростниковой трубки, сделал несколько глотков, потом окликнул часового и велел ему позвать Джозефа Крейтона и Сэмюэла Пула, купцов компании. Когда они вошли, губернатор приветствовал их и, усадив в плетеные кресла, стоявшие возле окна, сказал:
– Джентльмены, как вам известно, мой брат обещал прислать сюда корабль «Провиденс» с важными известиями из Лондона. Кажется, Бог вознаградил нас за долготерпение. Корабль прибыл. Надеюсь, вы поддержите мое намерение просить капитана «Провиденса» задержатся у наших берегов хотя бы на месяц. Скоро из Кост-Касла должны прийти суда с большой партией рабов. А на море снова неспокойно. Пираты из Америки, опустошив Вест-Индию, теперь стаями устремляются через Атлантику в нашу сторону, и если мы не получим в свое распоряжение хотя бы одно патрульное судно, от нашей торговли вскоре ничего не останется, кроме убытков.
– Вот именно, сэр, – скорчил гримасу мистер Крейтон.
– Мы дадим понять капитану «Провиденса», что за свою службу он получит хорошее вознаграждение, – сказал мистер Пул, обмахиваясь платком. – Думаю, он не откажется от лишней горсти золотых монет и поможет нам.
В этот момент послышалось легкое шуршание платья, и присутствующие повернули головы в сторону дверного проема. Из него выпорхнула изящная девушка. Это была Кэрол Моррис – единственная, а посему бесконечно любимая и обожаемая дочь губернатора Форт-Джорджа. Мать ее, женщина хрупкая и болезненная, умерла на Ямайке от тропической лихорадки, когда Кэрол исполнилось восемь лет. С тех пор отец никогда не расставался с дочерью и, куда бы ни забрасывала его судьба – в Виргинию или на Барбадос, в Гамбию или на остров Генриетты, – всегда брал ее с собой.
Кэрол шел двадцатый год, но на вид никто не давал ей больше семнадцати. Отец утверждал, что она как две капли воды походила на свою мать: у нее были длинные темные волосы, зеленовато-карие глаза, чуть вздернутый нос и небольшие алые губы, часто озарявшие лицо озорной улыбкой. Длинная белая шея и нежный подбородок девушки уже не первый год дразнили и сводили с ума мужчин колониального общества, однако сэр Генри не спешил расставаться со своим сокровищем. Ему хотелось сначала сколотить в Африке «приличный капиталец», а потом уж перебраться в Лондон и выдать Кэрол замуж за какого-нибудь аристократа. «У красивых женщин должны быть богатые и знатные мужья, – любил говаривать он, – а прочие пусть довольствуются богатым воображением…»
