Гилви что‑то промычала. Почти сразу же засвистел чайник, и я вошёл на кухоньку, предвкушая горячую кружку в руке и интересную книгу на коленях – пусть даже с ней всё время хотелось спорить и возражать её каждому слову.
– Спасибо, – я принял чашку из Гилвиных рук. Рядом с блюдцем появился серо‑голубой «Листок учёта интимных услуг», имя: Гилви Паттерс, персональный общегражданский номер… номер ВУС… личный номер ИВС…
Я быстро проставил, где надо, против названий «услуг» птички с галочками и крестиками, широко расписался, аккуратно вывел в квадратиках слева внизу свой собственный военный номер. Всё в порядке. Гилви получит по высшей ставке.
– Спасибо, – теперь поблагодарила она. Правда, с каким‑то странным выражением в глазах, но я этому значения не придал. Меня это не касалось. Мне хотелось просто посидеть в тишине – или даже под бормочущий телевизор – и почитать, неспешно попивая горячий чай. И – ух ты! – даже с вареньем. Из широкогорлой древней стеклянной банки, сейчас таких уже не делают.
– Сама варила? – не удержался я от вопроса.
– Угу. Попробуй. Бабушка научила. Говорят, у меня неплохо получается.
Я попробовал.
– Бабушка не зря старалась, – сказал я. – Здорово, Гилви. Не, на самом деле здорово! Малина классная…
– Спасибо, – Гилви неожиданно зарделась. – Ну… так я пойду, да?
– Ага, конечно. Телик включи, мне он мешать не будет.
– А я?
– Что «ты»?
– Я тебе мешать не буду?
– С какой стати? – удивился я. – Нет, конечно.
Она выразительно подняла брови, но ничего не сказала. Повернулась, ушла в комнату. Я отхлебнул чаю и раскрыл книгу.
…К концу дня 11 июля 1943 года 5‑я гвардейская танковая армия сосредоточилась в районе контрудара. Командующий Воронежским фронтом маршал Ватутин усилил армию генерала Ротмистрова 2‑м гвардейским танковым корпусом, 2‑м танковым корпусом, 1529‑м самоходно‑артиллерийским полком, 522‑м и 148‑м гаубичными артиллерийскими полками, 148‑м и 93‑м пушечными артиллерийскими полками, а также 16‑м и 80‑м полками гвардейских миномётов. Вернувшись в штаб, вечером 11 июля генерал Ротмистров передал своим частям приказ Ватутина, гласивший: «На рассвете 12 июля во взаимодействии с войсками 1‑й танковой и 5‑й гвардейской армий нанести решительный удар с целью разгрома противника юго‑западнее Прохоровки и к концу дня выйти на линию Красная Дубрава – Яковлево.
Я бы хотел оказаться там. В аду и грохоте столкнувшихся танковых лавин. Пятая гвардейская танковая армия, устремившаяся в самоубийственную атаку, – без малого две пятых машин (тридцать девять процентов, если быть точным) в её боевых порядках составляли лёгкие «Т‑70», не представлявшие практически никакой угрозы для тяжёлых «тигров», «пантер» и «Т‑IV» – кроме как с дистанции пистолетного выстрела.
…Численность танков в танковых корпусах 5‑й гвардейской танковой армии на 11 июля:
18‑й танковый корпус: «Черчилль» – 21; «Т‑34» – 103, «Т‑60» и «Т‑70» – 63;
29‑й танковый корпус: «КВ» – 1, «Т‑34» – 130, «Т‑60» и «Т‑70» – 85; «СУ‑76» – 9; «СУ‑122» – 12…
233 «тридцатьчетвёрки» и 148 лёгких танков, бесполезных даже в ближнем бою…
Там умирали мои предки. На скверных «тридцатьчетвёрках» с ещё более скверной оптикой – против первоклассных боевых машин Рейха, поражавших русские танки с двух километров – против жалких пятисот метров, с которых пушка «Т‑34» ещё могла осилить немецкую броню.
Пятая гвардейская потеряла в том бою три четверти своих танков. Но задачу она выполнила. Рейх не прошёл в Прохоровку. И пусть тот же Гланц задним числом теперь уверяет, что танковый корпус СС «и не собирался наступать». Пусть. Я знаю правду.
