Глаза мамы медленно переместились на меня.
– Мерве, – прошептала она, но на самом деле не звала меня. Пыталась сообщить отцу о моем присутствии.
Седые пряди в черных волосах отца виднелись даже в темном коридоре. На нем был армейский зеленый свитер и черные спортивные штаны. Когда взглянул на меня через плечо, наши глаза встретились.
– О, мы потревожили ваш сон, ваше высочество Мерве? – спросил насмешливо. – Хорошо, что ты проснулась. Возьми свою мать и вымой ей руки и лицо. Ты ведь обслуга этих двоих.
– Ты снова собираешься уйти? – спросила мама сквозь слезы. – Куда пойдешь в такой час, Мехмет? Начался дождь.
Я стиснула зубы. На меня смотрел отец, а не мать.
– Я тебе говорю, – коротко сказал он. Полностью повернулся ко мне и пошел по коридору в мою сторону. Когда остановился прямо у двери моей комнаты, поднял голову и посмотрел на меня. – Почему ты так на меня смотришь?
Сжала кулак, впившись ногтями в ладонь.
– Как я смотрю? – спросила, глядя ему прямо в глаза.
– Так, будто ненавидишь меня, – саркастически сказал отец.
Хоть у меня и сжалось сердце, ни одна мышца не дрогнула на лице.
– Я не ненавижу тебя. – Хотела бы я испытывать хоть что-нибудь к этому человеку, пусть даже ненависть.
Он засмеялся и указал на разбитое стекло посреди коридора.
– Убери это.
Затем подошел к входной двери, взял свое пальто, висевшее в гардеробе, и, надев его, предупредил мою мать:
– Не звони мне. Не хочу ни слышать твой голос, ни помнить о твоем существовании.
Отец открыл дверь, внутрь хлынул шум и холод дождя, а затем захлопнул ее и ушел.
Я смотрела на стену напротив своей комнаты, когда в коридоре раздался раскат грома. Мама молча прислонилась спиной к двери гостиной. Некоторое время мы слушали, как капли дождя стучали по фанере.
– Почему? – прошептала тихим голосом.
– Что?
– Ничего. – Я вышла из комнаты, закрыла дверь и пошла в ванную. Взяв оттуда метлу, совок и мусорное ведро, толкнула дверь ногой. Поставив ведро перед блестящими осколками стекла посередине коридора, медленно начала собирать их метлой.
Мать наблюдала за мной.
Собранные осколки было довольно сложно смахнуть веником в совок. Я опустилась на колени, чтобы они снова не разлетелись. Поскольку на мне были черные хлопчатобумажные шорты, голые колени коснулись пола, я почувствовала легкую боль, но хотя бы было не холодно. Взгляд сосредоточился на стекле, пока я медленно собирала осколки в совок ладонью. Почувствовала, как несколько из них впились в кожу. Мать не издала ни звука, но я знала, что она плакала внутри.
– Дефне, – прошептала я. – Можешь выйти.
Снова принялась собирать осколки.
– Дефне! – на этот раз крикнула. – Выходи!
Я стиснула зубы, когда дверь в комнату Дефне медленно открылась. Она всхлипнула и вышла из комнаты.
– Я… – прошептала она.
– Отведи маму в гостиную, – сказала, высыпая осколки стекла из совка в мусорное ведро. – Я приготовлю вам травяной чай.
Несколько секунд она просто смотрела на меня, но я не подняла глаз. Чувствовала, что не осталось на это сил. Как будто в спину вонзилось множество ножей, и, если бы я посмотрела на Дефне, один из ножей упал бы на пол и окрасил бы его моей кровью.
Не хотелось, чтобы она узнала, что мне тоже тяжело.
Когда Дефне и мама вместе вошли в гостиную, я замерла и посмотрела на стены коридора. Казалось, мозг покрылся паутиной. Мысли прятались в ней друг от друга. Я пошла на кухню, наполнила электрочайник водой и нажала на кнопку. Достала из шкафа две чашки и оставила их на стойке. Комнату освещали только свет от уличных фонарей и красный индикатор холодильника.
