Кеплер давно открыл, что вселенная расширяется, причем мы знаем куда именно – в бесконечное ничто, которое было и будет всегда; а также знаем и то, что для расширения вселенной должен был произойти взрыв вещества с бесконечной плотностью, заключенной в маленьком (возможно в чрезвычайно маленьком) размере – сингулярности. И с тех пор, когда Сергей Никифорович перестал быть ребенком, он уже не мучился вопросом, как в одной точке могла заключиться масса всей нашей вселенной; да, это трудно было представить, но для физика представить – не самое главное! Важнее – быть уверенным в чем-то.
Сергей Никифорович сначала налил себе кофе, но, вспомнив о проблемах с сердцем и советах врачей не пить кофе вообще, передумал, наполнив кружку зеленым чаем. На то, что сегодня удастся уснуть, не было никакой надежды.
Что же стало причиной того, что бесконечная плотность, заключённая в маленькой точке взорвалась? Да и откуда взялась сама точка? – как в детстве волновали Сергея Никифоровича овладевшие сознанием мысли. – С тех пор как Ньютону упало на голову яблоко известно, что все тела во вселенной взаимодействуют, а именно – притягиваются; правда в целом картина выглядит иначе, и на самом деле они разлетаются. Остановится ли этот процесс когда-нибудь в будущем? – Юрий Никифорович не знал и сейчас, став ученым. Точнее догадывался, что если масса вселенной выше какой-то критической точки, то остановится. И начнет сжиматься? Да, возможно. Но как же точно узнать, что стало причиной большого взрыва и во что превратится наша вселенная через миллиарды лет? Тут физика пока что была бессильна, и Сергея Никифоровича очень беспокоило то, что он не может ответить на самые важные вопросы в своей жизни.
У вселенной точно было какое-то начало, но что стало его причиной?… У вселенной впереди и какое-то завершение всего ее жизненного цикла, но сможем ли мы его предсказать?…
Поняв, что уснуть этой ночью все равно не удастся, Сергей Никифорович направился в обсерваторию университета, где работал уже много лет. Машин на Ленинском почти не было, и ничто не помешало добраться до места за пятнадцать минут.
Иногда в машине поскуливала Ракета. Время от времени Сергей Никифорович брал ее с собой на работу – тогда, когда не был уверен, что вернется домой в ближайшие сутки. Не любила Ракета такие ночные поездки из дома в обсерваторию, которая, видимо, казалась ей слишком большой и не уютной, а еще холодной и негостеприимной. Все время собака забивалась под стоявший в углу и не подо что не использовавшийся старый деревянный стол, который, казалось, просто забывали отнести на свалку; вся остальная мебель в кабинете была относительно новой и выглядела прилично, а этот… стоит здесь, будто специально для Ракеты. Может быть, никто и не выкидывал его, понимая, как важен стол для собаки, которая считает его чем-то вроде хорошей уютной будки. Правда, без стен.
Вот и сейчас она забилась под него, и, казалось, ничего вокруг ее больше не интересует.
– Ты уж не грусти тут, – тихо сказал Сергей Никифорович собаке и, вспомнив, что забыл покормить ее дома, стал открывать дверки немногочисленных шкафчиков, что были в кабинете.
– Где-то ведь оставался! Но где?
За невнимательность ко всему, что не относится к работе, Сергей Никифорович укорял сам себя не часто, чаще жена, когда была жива; но было это давно: вот уже десять лет как ее не стало. Сейчас немолодого физика в его маленькой квартирке навещала только дочь, и если бы не она, совсем было бы грустно старику.
