Дубовик осуждающе покачал головой и решил сказать мужчине правду:
– Боюсь, что зря ты так думаешь о своей жене… У нас есть все основания полагать, что её нет в живых, – он говорил тихо, оглядываясь на закрытую дверь комнаты, куда ушла девочка.
Реакция мужчины была неожиданной: он схватился за горло, покраснел и хриплым шепотом «закричал»:
– А-а-а! – Дубовик подбежал к нему, вынул из кармана фляжку с коньяком, к которой крайне редко прибегал, считая¸ что эмоции лучше контролировать умом, а не алкоголем. После порядочной порции, влитой в горло, Иннокентий закашлялся, и из его круглых глаз полились крупные слезы, которые могли быть и реакцией на коньяк, и выражением горя.
Он сидел, молча, вытирая слезы тыльной стороной ладони, и Дубовик вдруг почувствовал к нему пронзительную жалость, хотя ненавидел это чувство больше других, особенно, в проявлениях к мужскому полу.
– Я так боялся этого, – по-прежнему, шепотом, произнес Кривец. – Если бы сбежала – есть надежда, что вернется. – Потом вдруг встрепенулся: – Вы ведь ещё не нашли её? – и получив ответ, воспрянул духом: – Значит, надежда ещё есть?
Дубовик вздохнул:
– Надежда есть всегда. – Помолчал. – Значит, письму ты не поверил?
– Старался не верить, – поправил Иннокентий. – Просто боялся подумать о другом. Когда погиб доктор Шаргин, она изменилась. Стала много о чем-то думать, книжку держит, а думает о своем. Спросил – не ответила. Несколько раз видел, как вставала ночью, стояла у окна. Один раз я её попытался успокоить, сказал, что все пройдет и будет, как прежде. Она посмотрела на меня как-то странно и ответила: «Как прежде не будет никогда!» Я возразил ей – многие погибают, так что, не жить из-за этого? Она ничего тогда не ответила. Я думал, я высказывал опасения, что у неё есть другой. Она сумела меня успокоить. Я ей поверил. Любил я её… – и добавил с вызовом: – и она меня любила, не смотря на то, что умнее меня была, и старше…
Тягостная тишина повисла в квартире. Дубовик не решался прервать мысли человека, узнавшего страшную весть. Тот же сидел с опущенной головой. Почувствовав, что молчание затянулось, Иннокентий посмотрел на Дубовика:
– Есть ещё коньяк? Дай! – и протянул руку. Выпил все до дна, выдохнул, и снова замолчал.
– Что-нибудь после этого происходило? Кто-нибудь приходил? Может быть, спрашивали о каких-нибудь документах?
– Да нет, никто не приходил, ничего не просил…
– Может быть, замечали в квартире какие-нибудь изменения?
Кривец вытаращил глаза:
– Это как?
Дубовик сокрушенно вздохнул:
– Да… Трудно с тобой беседовать! Ну, попробую донести до тебя: бывает так, что хотят найти какую-то вещь в квартире, но в отсутствии хозяина. И порой по самым незначительным приметам хозяин понимает, что у него кто-то побывал. Уяснил? Ответить можешь?
– Не было никого, не было…
Дубовик решил закончить на сегодня разговор, и, пообещав снова зайти, пожал протянутую вялую руку:
– Девочке не говори, пока все точно не будет известно, – тот согласно кивнул головой.
