– Удальцов Евгений Викторович? – снова повторила настырная женщина, голосом еще более печальным, чем прежде.
– Он самый! – Он даже развеселился, помнится. – А в чем, собственно, дело?
– Вам звонят из Воронцовского отделения милиции. Железнодорожного отделения, – уточнила она, наконец-то его озадачив.
Милиция?! Да еще воронцовская?! С чего бы это? Это же черт знает где! Какое отношение это имеет…
И вот тогда она и сказала. Все так же, не меняя тона, женщина сначала спросила его про Эллу. Мол, какое отношение он к ней имеет и имеет ли вообще? Он сказал, что да, имеет. Хотя не имел давно. Хотя подло предал ее и бросил потом.
А потом…
Он ведь упал в обморок, дослушав ее и переспросив раза три. Упал в обморок, как какая-то слабая женщина. И провалялся в беспамятстве две недели. За это время Эллу успели похоронить, хотя, по слухам, хоронить там было почти нечего. Стальные колеса изувечили ее маленькое тело, разметав по рельсам. Потом он выписался из больницы, сразу попав в заботливые лапки Леночки. Еще через какое-то время начал ходить к тому пруду, где они с Эллой познакомились. А еще через какое-то время Леночка поймала его на этом и начала таскать по всем психоаналитикам их города. Ей с чего-то пришла в голову идея, что сам он с этим не способен справиться. Что ему нужна помощь всех медицинских светил, вместе взятых.
А ему не нужны были врачи, ему просто нужно было чье-то присутствие рядом, и все. Да, он страшился одиночества, но совсем не того, о котором ненавязчиво намекали все вокруг доктора. Ему требовалось присутствие рядом родного, близкого человека. Такого, как Элла!
Ленка заменить ее так и не смогла, хотя по-своему и старалась. Может, она и устала, оттого и раздражена. Устала его вечно подозревать в тайной любви к покойнице. Устала ревновать к коллегам по работе. Ей все казалось, что они умнее ее и много интереснее, чем она. Ей просто не дано было понять, что даже если бы все было именно так, не стал бы он спать со всеми подряд.
Теперь вот новая тема для обсуждения появилась. Новый запал для его гражданской жены. К слову, гражданское сожительство тоже ее очень бесило. И она не раз намекала ему, что пора бы и приличия соблюсти, но…
Но он пока оставался непреклонен. Хоть здесь-то он сделает так, как сам решит. Хватит уже принимать за него решения. Хватит! Позволил однажды, теперь вот каяться ему всю оставшуюся жизнь.
– Я не следил за ней, Ален, – мягко опротестовал Женя и принялся тщательно вытирать руки о яркое полосатое полотенце, нанизанное на крючок.
– А что ты делал? Мечтал о ней? – фыркнула она, двинув на него высокой грудью. – Что, Удальцов? Признавайся.
– Да не в чем, собственно, признаваться. – Он попятился.
Намерения гражданской жены были непрозрачны. Сейчас она запросит, чтобы он овладел ею прямо здесь. Прямо в этом узком тесном пенале, именуемом его умершими родителями ванной комнатой. Чтобы он, как в кино, страстно набросился, прижал ее спиной к стене, срывал с нее одежду, и рычал, и сквернословил, и лупил ее, куда придется. Стоило еще разобраться, кто из них был психически нездоровым. Он, конечно, не пуританских взглядов, далеко не таковых, но иногда ее желания ввергали его в ступор.
– Возьми меня прямо здесь, Удальцов, – не обманула Ленка его предположений. – Возьми, слышишь! И когда станешь меня брать, станешь рассказывать, что ты чувствовал, когда шел за этой теткой следом! Все, все, все о своих чувствах! Все!!!
