Хозяйский особняк располагался на берегу моря внутри небольшой, утопающей в зелени бухты. В детстве мы с братьями бегали туда тайком поглазеть на сочетания природной и рукотворной красоты. В сравнении с нашей серой деревней это место казалось настоящим раем. Мы часто воображали, что вот-вот увидим среди кустов и плодовых деревьев удивительных существ из сказок, которые вечерами нам рассказывала тётушка Рут. Впрочем, мы так ни разу никого и не увидели. Разве что старого, похожего на скелет садовника, такого же слугу, как и мы, который с рассвета до поздней ночи перекапывал цветники, полол траву и поливал растения. Мы его побаивались, так как, едва заметив нас, он хватался за лопату и, ругаясь, гнался за нами до тех пор, пока мы не покидали пределов господского сада. Только спустя несколько лет я поняла, что делал он это не потому, что был злым, как полагали мы, а потому, что, прячась среди зелени от посторонних глаз, мы топтали его цветники, ломали кусты редких растений и сводили на нет все его многочасовые труды. Сейчас, шагая вслед за тётушкой Рут по засыпанным песком дорожкам сада, я смотрела на идеальные кусты роз и гортензий и испытывала бесконечное чувство стыда. Я решила, что при первой же возможности извинюсь перед старым садовником.
Жители деревни, общаясь между собой, называли господский дом двуликой усадьбой. Произносилось это имя всегда приглушённым голосом с некоторой мистической интонацией. Старшие люди были суеверны. Нас же, детей, такое название нисколько не пугало, а скорее забавило. Впрочем, у любого прозвища существует причина. Господский дом имел словно бы два лица. Главный вход размешался с северной стороны здания. Здесь от ветров бухта была защищена высокими, поросшими густым лесом холмами. Сквозь них пролегала мощёная извилистая дорога, ведущая к парадному двору особняка. Приезжающий по этой дороге гость мог видеть перед собой старинное каменное здание с узкими окнами, словно бы презрительно уставившимися на непрошенного гостя. С этой стороны серые стены особняка выглядели холодными, неприступными и абсолютно недружелюбными.
Совсем иной вид открывался тем, кто взирал на господский дом с южной стороны. Здесь от самых стен до песчаного побережья тянулся цветущий почти круглый год сад. Меж пышных кустов и ярких клумб петляли песчаные дорожки, лабиринтом уходящие к самому морю. В тени аллей прятались оплетённые плющом беседки. Облик особняка, холодный и серый с северной стороны, здесь же, с юга, озарённый ярким солнцем и обрамлённый растительностью самых разнообразных цветов, выглядел столь уютно и тепло, что невозможно было поверить в то, что это одно и то же здание.
Не знаю, специально или нет, но тётушка Рут привела меня к господскому дому именно со стороны сада. Беспрестанно озираясь, я тревожно держала её за руку. Наверное, я многое бы отдала за то, чтобы сейчас мы развернулись и отправились обратно в нашу родную деревню, но тётушка Рут была неумолима. С решимостью тигрицы она шла в направлении усадьбы, ни на миг не сбавляя шаг.
В июльские дни господский сад был особенно пышен и красив. Меня пьянил аромат гортензий, и, если бы не необходимость скорой встречи с хозяйкой, я, вероятно, ликовала бы от восторга лицезреть всю эту красоту. Меня тяготила мысль, что я могу больше никогда не увидеть свой старый дом. Я чувствовала, что с каждым шагом сердце в моей груди стучит всё звонче. Мне казалось, его уже слышно в каждом уголке усадьбы.
