Сзади него послышался шум. Двигают кресло, шуршат бумагой. Глубокой ночью эти звуки казались еще более неуместными, чем все остальное. Реверди свернул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. В конце галереи, в нескольких метрах от него стоял железный стол, заваленный бумагами.
Охранник, дремавший за столом, поднялся в темноте и поправил ремень, на котором висели пистолет, граната со слезоточивым газом и дубинка. Не похож на медбрата. Значит, Жак находится в отделении для преступников. Человек зажег фонарь и направился к нему. Реверди приказал по-малайски:
– Tutup lampu tu (погаси это).
Надзиратель отскочил назад – звук его голоса, к тому же произносящего малайские слова, оказался для него полной неожиданностью. Поколебавшись, он погасил фонарь и осторожно обошел кровать. В темноте Жак увидел, что он протягивает руку к выключателю.
– Не зажигай, – приказал он.
Человек замер. Другой рукой он сжимал оружие. Вокруг них царила полная тишина: остальные узники замолчали. Через несколько секунд надзиратель снял руку с выключателя. Реверди выдохнул:
– Я не должен видеть твое лицо. Ничье лицо. Не сейчас.
– Я позову санитара. Тебе сделают укол.
Реверди вздрогнул. Его тело мгновенно покрылось потом. Он больше не должен спать. Во сне его поджидают «другие», притаившиеся за плетеным ротангом.
– Нет, – тихо выдохнул он. – Не надо.
Малаец захихикал. К нему вернулась уверенность. Он направился к настенному телефону.
– Подожди!
Человек повернулся, он разозлился. Его пальцы сомкнулись на рукоятке дубинки. Он больше не допустит, чтобы этот mat salleh докучал ему.
– Посмотри мне в горло, – приказал Реверди.
Надзиратель нехотя вернулся к нему. Жак открыл рот и спросил:
– Что ты видишь?
Малаец опасливо наклонился. Жак высунул язык и резко сжал челюсти. Их уголков рта брызнула кровь.
– Бог мой… – пробормотал охранник, бросаясь к телефону.
Прежде чем он снял трубку, Реверди окликнул его:
– Послушай! Если ты позовешь санитара, я перекушу язык еще до его прихода. – Он улыбнулся, на его подбородке собирались горячие пузырьки. – Я скажу, что ты меня избивал, пытал…
Человек стоял неподвижно. Жак воспользовался полученным преимуществом:
– Ты не шелохнешься. Я буду делать вид, что сплю, до самого утра. Все будет хорошо. Только ответь на мои вопросы.
Малаец, казалось, еще поколебался, потом пожал плечами в знак капитуляции. Он взял со столика на колесах рулон туалетной бумаги. Осторожно подошел к Жаку и вытер ему губы. Реверди поблагодарил его кивком головы.
– Я в Ипохе?
Надзиратель кивнул; у него были усики, кожа со следами юношеских угрей. Настоящие рытвины, которые в синеватом ночном свете напоминали лунные кратеры.
– Сколько я здесь?
– Пять дней.
Жак быстро сосчитал в уме.
– Сегодня вторник, среда?
– Среда, двенадцатое февраля. Два часа ночи.
Дни, отделявшие его от прошлой пятницы, совершенно стерлись из его памяти. В каком состоянии он прибыл сюда? Его тело вновь покрылось потом.
– Я был… без сознания?
– Ты бредил.
Пот стал ледяным. От него покалывало грудь, словно через кожу вырывались наружу мелкие частицы взорвавшегося внутри страха.
– Что я говорил?
– Понятия не имею. Ты говорил по-французски.
– Убирайся, – приказал Реверди.
Такой повелительный тон заставил охранника напрячься, он отошел и уселся за свой стол, позвякивая связкой ключей. Реверди расслабился, опустил плечи на кровать.
Прошло довольно много времени, со стороны стола не доносилось ни звука – охранник уснул. Голоса по другую сторону зеленой решетки тоже затихали: все укладывались спать.
