Врожденный дар позволял огневикам заживлять не смертельные раны. Глен не желал рисковать.
Дёрнулся к фениксу, чтобы добить, но тут же обернулся на шёпот:
– Бестолковые фениксы…
Вырожденка! Глен силился разглядеть девицу за сверкающей дымкой пара. Мог бы ударить наугад, но решил сберечь чары. Сероватый колдовской туман подкрался к сапогам и окутал ноги. Пополз выше, пронизывая и исследуя плоть, назойливым червем пробираясь в мозг.
К лицу резко прилила кровь. Вдохи и выдохи зашелестели в ушах вперемешку со стуком сердца. Глен пошатнулся и ощутил себя скованным ремнями подопытным на столе истязателя. В голове Глена копались, как в шкатулке с драгоценностями. И его разум, не устояв, поддался напору чужих чар. Они сошлись над головой сизым коконом, надавили и утопили в сером водовороте.
Действительность расплылась пятнами. Глен зажмурился, а когда распахнул веки, перед глазами расстелилась лесная поляна. Он очутился в лесу Барклей. Стоял среди злаковых колосьев, доходивших до пояса, и окидывал неверящим взглядом бредущую навстречу дриаду.
Воспоминания о былых ошибках наполнили Глена горьким сожалением. Пальцы до ломоты костяшек сжались в кулаки.
– Камелия…
Но разве она не мертва? Разве не сбросилась с обрыва вместе с ребёнком-вырожденцем во чреве?
Она шла, держа подол зелёного платья и прижимая к устам усыпанную розовыми цветами ветвь. Локоны золотых волос стекали по плечам Камелии. Росшие из предплечий листья вздрагивали в такт шагам.
Малахитовые глаза глядели на Глена со смуглого лица и манили сильнее, чем манит идущего по пустыне журчащий ручей.
– Мой дорогой… – Камелия улыбалась, и её улыбка лучилась добром и приязнью.
Боль вгрызлась в сердце Глена. Он попятился.
– Нет… – слетело с губ. – Ты мертва.
Камелия сощурилась, и в уголках её век собрались знакомые морщинки.
– Ты опять вино пил? – Она наступала, а он пятился, уложив ладонь на эфес сабли. – Есть способы убить себя быстрее, ведаешь?
Это она! – проплыла в сознании Глена мысль, полная ликования. – Точно она! Она всегда так говорила!
Его ноги будто вросли в почву.
Ты смотришь на вырожденку, полудурок! – подшепнул глас рассудка. – Она читает твои воспоминания и рождает иллюзию!
К глотке подкатил липкий комок. Глена затрясло и словно рассекло на две части. Одна не желала покидать иллюзию, где дорогая сердцу дриада была жива. Другая пыталась выдворить из головы губительные чары и вырваться из колдовских тисков, поработивших разум.
По позвоночнику стекал пот. Глен пожелал выхватить из ножен саблю, но рука на эфесе отказалась повиноваться. Тонкая ладонь Камелии с зажатой между пальцев ветвью протянулась к Глену. Мучительно захотелось коснуться смуглых пальцев, впитать их жар и вдохнуть запах разгорячённой кожи.
В безвременье кануло долгое, очень долгое мгновение, прежде чем Глен преодолел сопротивление тела и приподнял руку.
Приподнял и сразу же отдёрнул, спугнутый прогремевшим свыше голосом:
– Не смей! – Восклик вонзился в душу и заставил встрепенуться.
Камелия вздрогнула. Её взгляд забегал. А когда малахитовые глаза снова воззрились на Глена, в них мелькнула тень кровожадности. Ветвь в руке Камелии всего на миг сверкнула сталью, но этого хватило, чтобы Глен распознал замаскированный нож.
Глас с небес вновь вторгся в уши:
– Тебя дурят!
Лже-Камелия кинулась в бой со скоростью атакующей змеи. Её ветвь наполовину превратилась в нож. Камелия ударила широко, с размаха, желая резануть по глотке Глена. Он ушёл прыжком назад, и нож вспорол воздух перед носом. Отбежал в сторону, на ходу обнажая саблю.
