Лошадь пролетела мимо, и на какой-то миг Гэвин подумал, что Каррис все же затоптали. Затем она подпрыгнула в воздух. Люксин расплелся и забросил ее на все еще летящую галопом лошадь. Она врезалась в спину всадника и чуть не слетела с седла, но уцепилась и сумела усесться позади него.
Всадник замахал руками, не понимая, что случилось и что это ударило его сзади. Каррис достала кинжал, свободной рукой обхватив голову Зерцала. Она подняла его забрало и вонзила кинжал ему в лицо. Мужчина содрогнулся, и оба упали.
Каррис попыталась выпихнуть всадника, чтобы упасть на него, но его нога намертво застряла в стремени. Вместо мягкого приземления ее сильно крутануло назад, когда его тело выдернулось из-под нее, затем она ударилась о землю и резко покатилась вперед. Но ей все же повезло упасть в траву.
Гэвин посмотрел на мальца, ради спасения которого они перебили тридцать солдат элитной гвардии короля Гарадула. Ему было лет пятнадцать. Пухлый, неуклюжий, с округлившимися от страха глазами. Он повернулся и побежал к реке. Сначала Гэвин подумал, что он убегает от страха, но затем понял, что он бежит к своему другу, спасти которого они с Каррис не успели.
– И как это понимать? – раздался мужской голос.
Гэвин обернулся – и выругался. Он был так занят мальчиком, Каррис и тем, что творилось у реки, что не обратил внимания на дорогу. Рев воды на порогах и в водопаде заглушал топот копыт, но все равно. У мужчины, который окликнул их, был тот же слабый подбородок, в который так и хотелось дать кулаком, как Гэвин сделал шестнадцать лет назад, когда в последний раз видел его. Его трясло от ярости при виде того, что осталось от его тридцати якобы неуязвимых Зерцал.
Но лицо сатрапа Гарадула изменилось сразу же, как он увидел Гэвина. Он натянул поводья, когда его окружили с пяток извлекателей и двадцать Зерцал.
– Гэвин Гайл?
Белая убьет его.
Гэвин этого заслуживал. Присутствие самого сатрапа Гарадула меняло все. Если бы это были просто солдаты сатрапа Гарадула, как ожидали Гэвин с Каррис, Гэвин мог бы перебить их и уйти. Сатрап Гарадул в ярости начал бы охоту за извлекателями, устроившими это, но он не знал бы, за кем охотиться. Это мог бы просто оказаться какой-нибудь сильный извлекатель из – как там звался этот городишко? Ректон?
Какая ирония.
Было слишком поздно хвататься за очки, которые Гэвин носил в кармане ради таких случайностей. В очках он был бы просто таинственным полихромом. Но без очков он мог быть только Призмой. И теперь сам Призма выступил против сатрапа Гарадула, и никак не отвертишься. Раск Гарадул знал его.
– Гэвин? – повторил сатрап Гарадул. В его голосе было что-то странное, настойчивость, может, ловушка. Он был в кольчуге с зерцалами. Маленькими, не требующими выраженных сочленений. Его страна была бедной.
Он изменил свой герб. Прежде это был фамильный месяц и две звезды на черни и личный оскалившийся лис. Теперь все это исчезло. Новый королевский герб представлял собой белую разорванную цепь на черном поле. Гэвин сразу же понял, что этот символ имеет значение. Раск не просто отрекался от имени и отца, которого всегда презирал за слабость. Новое было в том, что он подпал под влияние ереси старых богов – Гэвин знал эти слухи. Что он делает? Зачем он спрашивает у Гэвина имя, хотя уже и так знает, что это он? Он дает Гэвину возможность солгать, что он не Призма?
