Во время прочтений Зыменов, в основном молчал, лишь изредка вставляя комплементарные реплики в ответ на тот или иной чей-то стих.
Но когда очередь дошла до Поэта, и тот (очевидно, спьяну) стал осыпать братьев по перу хитро замаскированными, но таящими бесконечную едкость строфами, Зыменов в какой-то момент вспылил (решив, видимо, что речь зашла о нем, хотя Поэт проезжался в ту минуту по самому себе) и, закричав, что это уже чересчур, кинулся на него.
Тогда Зыменова пришлось вышвырнуть за дверь с требованием больше не появляться.
А следом за ним, не потрудившись даже выдумать причину, ушел и Поэт.
– А где он, кстати? – спросил я.
– С тех пор больше не удостаивал нас присутствием. Он человек свободолюбивый и непредсказуемый: когда хочет, приходит, когда хочет, уходит. За былые заслуги я прощаю ему некоторую ветреность.
– Но послушай, – обратился я к Рифмовщику, – не думал ли ты, что он игнорирует Орден из-за чего-то еще? Не приходило ли тебе в голову, что, учитывая внешнее сходство Зыменова и Поэта, вы могли вышвырнуть не того человека?
Глаза Рифмовщика блеснули подобно холодной стали, когда, посмотрев на меня, он многозначительно ответил:
– Поверь мне, новенький: я точно знал, кого спускаю с лестницы…
…шли с Лозунговичем по ночному Городу. Я изъявил желание его проводить.
Неслабо опьяненный я соображал туже обычного, но все же пришел к однозначному выводу: специалист по гриму прикинулся Поэтом и вместе с остальными выгнал из поместья Поэта настоящего, выдав того за себя.
Подозрительным на этом фоне казался Рифмовщик: уж больно неоднозначно истолковывалась его фраза о спуске Поэта с лестницы, брошенная в ответ на заданный мною вопрос.
Может ли он быть соучастником Зыменова наряду с актрисой Чернецкой? И зачем ему понадобилось избавляться от Поэта, если тот, по словам Музы, приносит Ордену существенную прибыль?
– Слушай, Володь, – обратился я к своему спутнику, когда мы подходили к одному из переулков, через который решили срезать путь.
– Да?
– А с чего вдруг Поэт является на заседания по своему усмотрению? Что это за исключения такие?
Лозунгович ответил, что причина кроется в глубокой признательности, которую питает Рифмовщик к Поэту. Последний, являясь большой самостоятельной звездой, в наиболее провальный для Ордена период откликнулся на дружескую просьбу Рифмовщика и связал свой литературный путь с метафористами, сам факт чего обеспечил клубу и его участникам внимание и признание со стороны критиков. Метафористов стали издавать сначала в сборниках, где их имена стояли в одном ряду с именем Поэта, а затем и по отдельности. В результате метафоризм превратился в главное литературное течение Города, влияющее на умы его жителей и задающее тон его творческой жизни.
– Так что он – действительно исключение, – резюмировал Лозунгович.
По всей видимости, расчетливость Рифмовщика пребывала в глубоком конфликте с его жадностью до славы, и именно поэтому он, дождавшись, конечно, времени, когда Орден окреп, и потеря Поэта уже не может ударить по финансам смертельно, и решил выгнать лучшего из своих метафористов, убедив остальных (дабы не показаться неблагодарным), что на самом деле выгнан какой-то там Зыменов. Хитро.
Но было ли появление гримера все же спланировано Рифмовщиком заранее, или тот лишь ловко сымпровизировал, сумев различить, кто есть кто? Вопрос пока без ответа…
