– Детка, ты опять задумалась о чем-то. Где ты? – Она и не заметила, что Егор уже закончил сборы и теперь стоит и смотрит на ее задумчивое лицо.
– А… нет, я здесь, с тобой, родной мой, все в порядке…
«Да ни хрена не в порядке! – хотелось ей заорать так, чтобы весь отель слышал. – Ни хрена – потому что ты улетаешь сегодня и я не знаю, когда увижу тебя, когда мы сможем вновь встретиться!» Но промолчала, конечно.
– Я хочу твою фотографию, Маринка, – назвав ее по имени впервые, кажется, за много лет, тихо попросил вдруг Егор. – Хочу, чтобы ты со мной была, пусть хоть на бумаге.
– Не вопрос, – откликнулась Коваль, – на пляже есть фотограф, пойдем…
Она прекрасно знала, что ей-то нельзя будет даже этого – куска фотобумаги с изображением любимого, иначе она поставит под угрозу и его, и себя. Но отказать мужу в его просьбе не смогла – пусть у него останется хоть что-то от нее. Фотографа на пляже они действительно отыскали, и тот снял Марину на фоне морской глади, всю в черном. Как ни силилась она выдавить хоть подобие улыбки, не смогла – не вышло.
– Не огорчайся, девочка, я прекрасно помню, как ты улыбаешься, – сказал Егор, пряча фотографию в бумажник. – А теперь… ведь мы успеем еще? – Он вопросительно глянул в ее сторону. Как будто Коваль могла отказать!
Он ушел за два часа до отлета, запретив даже на балкон выходить. Марина рыдала так, что голова начала болеть.
Когда хлопнула дверь и шаги Малыша, такие знакомые, твердые, уверенные, стихли в гулком коридоре отеля, Коваль тяжело поднялась и вынула из бара традиционную свою спутницу во всех несчастьях – бутылку «Санрайза». За час она надралась так, что просто отключилась на постели в спальне «люкса», даже не раздеваясь, в черных джинсах и водолазке, положив голову на свитер Егора. В таком виде и обнаружил ее с утра пораньше Хохол, зашедший за ней, чтобы пойти с утра поплавать.
– Ну, писец! Тебя на минуту нельзя оставить, что ж ты вытворяешь? – ругался он, стаскивая с Марины одежду и запихивая хозяйку под холодные струи душа.
– Ох, твою мать, мне же холодно! – завизжала она, мгновенно просыпаясь и приходя в себя. – Женька, отпусти меня!
– Ага, помечтай! – посоветовал он, продолжая держать ее под водой за плечи, не давая вырваться. – Я тебя отучу пить, как биндюжник!
– Все, хватит, отпусти!
– Нет.
Это продолжалось до тех пор, пока Хохол сам не решил наконец, что пора вытаскивать ее, а то заболеет. Марина тряслась от холода, как собачонка в морозный день, но телохранитель нимало не смущался ее состоянием.
– Давай, не кривись, собирайся. – Он сам вынул из шкафа купальник, бросил ей вместе с сарафаном. – Одевайся, идем на пляж.
Как во сне, Коваль оделась и взяла трость, но Хохол отнял ее и бросил в угол:
– Не надо, под руку меня возьмешь.
– Что, очень странно выгляжу? – усмехнулась Марина. – Мне казалось, что ты уже привык.
– Не в том дело. Я знаю, что тебя саму это напрягает, ты все время ждешь, что кто-нибудь бросит тебе вслед косой взгляд или фразу про твою хромоту. Я тебе так скажу – даже на этом костыле ты лучше всех, никто не сравнится, ни одна молодая и здоровая.
– Тогда к чему цирк?
– Хочу, чтобы тебе было хорошо, – я обещал Малышу.
– Мне и так нормально.
– Врешь ты все, Коваль. – Он взял ее за подбородок, поднимая голову и заглядывая в глаза. – Почему ты даже мне врешь?
Вздохнув, Марина взяла Хохла под руку:
– Потому что. Идем, мне надо в воду, там легче.
