– Ты мерзкий шантажист! Как же ты прав сейчас, даже не представляешь! Но ты ведь прекрасно знаешь, что я не позволю тебе распоряжаться мною. – Она встала, взяла лежавший на стуле Женькин халат, завернулась в него и пошла в ванную.
«Ничего себе, разработал сценарий! Я, значит, должна подчиниться и выполнить его условия, иначе никак! Выдвигая подобные требования, он не подумал о том, что я не из тех, с кем это проходит. И я ни за что никому, а тем более ему, не признаюсь, что мне плохо. И условия всегда диктую только я, и по-другому не будет».
Вернувшись из ванной, Марина начала одеваться, стараясь не смотреть на по-прежнему лежащего Женьку.
– Уже уходишь? – в его голосе послышалась насмешка.
– Да.
– Ну, тогда подожди, я же не расплатился за услуги.
Она дернулась, как от удара хлыстом, а Хохол с совершенно серьезным видом порылся в кармане джинсов и протянул ей пятьсот долларов. Коваль взяла деньги, скомкала и швырнула ему в лицо, повернулась на каблуке, собираясь уйти, но он догнал ее, схватил, выкручивая руки, и впился в губы. Как она ни была зла и рассержена, но не ответить на его поцелуй просто не могла, застонала, забрасывая ногу ему на бедро.
– Продолжим? Ты ведь уже не торопишься домой, моя сладкая? – прошептал он, сдирая с нее свитер и расстегивая лифчик. – Я так люблю тебя, такую...
И все повторилось снова, только с еще большей страстью, как будто эта Женькина выходка только подстегнула их.
– Черт... пятьсот – мало... – прохрипел Хохол, сжимая рукой ее грудь. – Ты меня разоришь... Да-а... ты просто нечто... За что ты выгнала меня, Маринка? – вдруг спросил он, нависая над ней. – Неужели из-за этой беспонтовой курицы? Это непохоже на тебя, моя красавица.
– Женька... давай не будем говорить об этом. – Марина закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как его рука поглаживает ее плечо, шею, спускается к груди. – Мне так хорошо сейчас, я не желаю ни о чем думать...
– Тогда давай просто помиримся и перестанем изводить друг друга.
– Поцелуй меня... – она притянула его голову к своей груди, чувствуя, как Женькины губы бродят по телу, целуя его. – Да... еще, родной...
«...Интересно, как долго можно вот так любить друг друга?..»
* * *
И все же она уехала. А ему запретила даже подниматься на крыльцо, потому что знала: не удержится, оставит... Приняв у Хохла сонного Егорку, Марина, чтобы не видела охрана, на мгновение прижалась губами к Женькиной щеке и прошептала:
– Не обижайся, родной... Ты позвони мне, как приедешь, хорошо?
Женька кивнул и пошел к машине, а она поднялась в детскую, раздела сына и уложила его в кроватку.
Подождав, пока он совсем уснет, пошла к себе, крикнув Даше, чтобы принесла ей чай в спальню. Переодеваясь в гардеробной в халат, Марина заметила синяк, красовавшийся на груди, и усмехнулась: Хохол в своем репертуаре. Пробежалась по отпечатку Женькиных губ пальцами, испытывая странное удовлетворение от болезненного ощущения. Это всегда удивляло ее – по всему выходило, что она должна бояться боли и испытывать страх перед ней, а Марина, наоборот, ловила кайф.
Она уже лежала в постели под одеялом и смотрела новости, когда позвонил Женька:
– Ты еще не спишь, котенок?
– Нет, смотрю телевизор.
– А я лежу мордой в подушку – она тобой пахнет, – признался он. – Я помню этот запах – ты никогда не меняешь духи, сколько лет тебя знаю, столько их и помню. И от этого запаха у меня внутри все в клубок сворачивается. Что на тебе сейчас надето?
