Чернилами добра и зла - страница 4

Холода ночного бездыханного.

Вид из каюты

Каюта-колыбель.

Покой.

Рассвет.

A мир – в карандаше,

И грифель кружит за рукой,

Рождая путаную шерсть —

Покров кардиограммы гор,

Малоэтажек неглиже:

Гармони разворот тугой,

Душа в распахе на сажень.

Слюняв, укачан в полусне —

Как несмышлёныш у груди.

Я тоже теплоход и мне,

Пока есть топливо, ходить.

И чайка я.

Вот рассвело —

И вновь буфетом для меня

Прилавок рыбный под крылом,

Что бреет спины у ягнят.

Видна на голых ветках стая

Видна на голых ветках стая,

Подобна нотам – отзвучав,

Молчат, как рыбы, что летают,

И в виде отзвука торчат.

Смеркаться – к средине суток,

Сморкаться – целый день.

И дно

Фонтана оголилось – сухо,

Давно безденежно оно.

Утихли песни для наяды,

Костры погасли у реки,

Со спин, что широки, как взгляды,

Туристы сняли рюкзаки

И проверяют в доме трубы,

Полозья дедовских саней,

Тулупы, зипуны и шубы,

Чтоб от зимы не сатанеть.

И всё путём.

Но, как ни странно,

Опровергая «Сэ ля ви»,

Над обезвоженным фонтаном

Поёт гитара о любви.

Визуальный перевод

Быть может, и не самолётным соплом,

А чем-нибудь невидимым, особым

Подчёркнута по синему строка

Грузинской вязи гроздей виноградных

И спин баранов на Цаннере раннем,

Кудлатых, как под ними облака.

И языка не зная, как Марина2,

Переношу воспринятое зримо

В кирилличные колкие азы

И пле́велы колоссом недоспелым

Язык лугов надоблачных Пшавелы

На свой степной подоблачный язык.

Во вчерашней жизни

я и не́ жил

Следуя буддистской тропке Дао,

Рожени́ц напоминая труд,

Веки пару глаз моих рождают

Ежедневно в муках поутру.

И вздохнув от крика попугая —

От шлепка будильника, встаёт

К жизни инкарнация другая

В новом назначении своём.

Вечность ли в конце пути и космос,

Просветлённый ли пустой стакан,

Утром на подушке рядом – космы

И ладошкой к потолку рука.

Во вчерашней жизни я и не́ жил —

Был и медитировал с людьми.

Но, клянусь, что в этой буду нежным,

Страстным небуддистом, чёрт возьми.

Возвращение Тесея

С каждым годом больней

Отдавать Минотавру

И девиц и парней.

Эти юные пары,

Что любить родились,

Поедаются жадно.

Дай же меч под хламис

И спряди, Ариадна,

От кудели льняной

Для Тесея страховку

В лабиринте земном —

Сыну рощи ольховой!

Веря нити клубка,

GPS'у не веря,

Он, плутая, искал

Бычью голову зверя.

Афинян находил

Молодых и красивых

Не костьми для могил,

А живых и счастливых —

И в студентах сорбон,

И студентками йелей —

Тех, что пили бурбон,

Неэллинское ели.

Древнегреческий миф,

Современны литавры:

Уходите детьми

От царя-Минотавра.

И Тесей, побродив,

В настроенье неладном

Возвратился один —

Он любил Ариадну.

Волною платье

в развороте вальса

Волною платье в развороте вальса

Бьёт в камни стен.

И плещется молва

На вечере, что Вальсовым назвался,

Где пенятся прибоем кружева.

Движение воды, как вольных складок

Морского шёлка.

Ты отстранена

И так близка…

Мы в перекрестье взглядов,

Которыми расстреливают нас

Под шелест листьев в съеденной помаде.

Всей силой струн шопенится квинтет,

А я – как будто в танце с водопадом

Публично, тайно, явно, тет-а-тет.

Крещендо предфинальное вращает

Всю землю, и над нею вальс – как власть,

А хриплый смех накаркавшихся чаек

Царапнет лишь, не причиняя зла.

Вопрос о смысле

Он стар и еле держится в седле,

И ветер заметает след копыт

Из персов к иудеям и во греки,

Где давний спор троих навеселе —

Платона с Аристотелем кипит,

А Эпикур льёт критское под веки.

Где приклонит он голову?

Нигде.

Всю мудрость мира тащит зa спиной,

За нею – земли и тысячелетья.

Но распознав вопрос по бороде,

Назад Вперед

Чернилами добра и зла - страница 4

Похожие книги