– Они не разбились, а взбились: с мечтами, как и с яйцами, такое частенько случается. Нужно только приложить ещё чуть больше усилий, – заверила я старое ворчливое издание и не обманула: суфле вышло отличное. Так что и у мечтаний, и у белков всё сложилось вполне неплохо.
Дневник Иноземного Учёного (том 4, запись 51)
Из дневниковых записей Иноземного Ученого:
«Я не врач, и в медицине слаб так же, как в выражении вслух своих мыслей, однако, кажется, моя близкая подруга серьёзно больна.
Всё чаще можно заметить плотные тёмные образования над её головой. Пациентку регулярно мучают апатия и сонливость. Мысли моей несчастной подруги постоянно путаются, она стала реже бывать на солнце и всё больше отказывается от встреч.
Если недуг внезапно обостряется и случается рецидив, её фразы покрываются мелкими язвительностями, которые могут быть опасны для окружающих. Это беспокоит.
Я уже имел печальный опыт наблюдения человека в таком состоянии, и потому крайне переживаю, что болезнь малышки перейдёт в хроническую стадию.
Скорее всего, у неё мрак взглядов. Надеюсь – доброкачественный».
Во время снегопадов Иноземный Учёный обычно совершенно закапывался в делах: работал много и не вставая, продуктивно и скрупулёзно. Пока белые пушистые стаи летели к земле, он складывал числа, перекладывал папки, выкладывал на пол закованные в собственный вес мануалы и прокладывал себе путь к истине, вкладывая в небесную сферу известного искорки своего учения.
Случалось правда, что снегопады оказывали на Иноземного Учёного и иное влияние: он закапывался в себе. Ему было неловко за некоторые события своего прошлого, но вместо того, чтобы оставить их, Иноземный Учёный вновь и вновь перекручивал в воспоминаниях моменты неудач, неловкостей или нерасторопностей.
Как бы то ни было, рано или поздно снег переставал идти, и тогда мы с Чернильным Человеком и Девочкой с Большим Шарфом одевались потеплее, брали лопаты и откапывали дверь Маяка, в котором жил Иноземный Учёный. Открыть её изнутри самому при такой закопанности в продуктах интеллектуальной жизнедеятельности не представлялось возможным.
– Что вы читаете, Барышня? – спросила меня Поваренная Книга одним золотистым зимним предвечером.
– Читаю журнал, который мне принёс наш сосед. Про Популярную Науку. Сейчас, например, открыла статью про Скатерть Улама.
– Правда? – теперь в голосе моей собеседницы слышалась щепотка заинтересованности. – И что она, эта скатерть?
– Ну… Один математик нарисовал на листочке в клеточку единицу. А потом двойку, тройку и всякие другие числа по порядку, двигаясь словно бы квадратной спиралью. А потом вдруг оказалось, что простые числа выстраиваются вдоль диагональных прямых, ровненько. Хотя специально их никто не выстраивал. По-моему, очень любопытно.
– А мне кажется, приличным скатертям не пристало заниматься подобными вещами, – подумав, сказала Поваренная Книга и всем своим видом показала неудовольствие поведением скатерти Улама.
Я подошла к ней и взяла на руки, чтобы как-то утешить, но Поваренная Книга так удобно развалилась на столе, вяло демонстрируя мне свои страницы, что склеивать её пришлось до самой ночи. Это произошло очень внезапно.
Всё время, пока я чинила несчастную, она продолжала жаловаться на скатерть Улама, как будто именно поведение последней приводит к упадку всю домашнюю утварь и кухонную братию.
