Поговорив с людьми, я понял, что ночной взрыв слышали не все жители города. Многие узнали о случившемся только утром. И, конечно, огненный шар и зарево от пожара тоже видели не все. А кто не видел, так на взрыв и внимания не обратил. Да мало ли что там! Но ЧП на станции – такая мысль едва ли кому пришла на ум. Те же, кто загулялся далеко за полночь, подходили поближе. Ведь такое «кино» бывает не каждый день. Если у кого из окон открывался вид на атомную, то, думаю, и они, увидев загадочное зарево, могли не справиться с любопытством.
Нештатные ситуации возникали на ЧАЭС и прежде. И слова моего приятеля о том, что «такое уже было», далеко не плод фантазии. Да, всякое случалось, но проблемы решались оперативно, в секретном режиме, и в выпуски новостей такие события не попадали.
Тем же утром зарубежные СМИ дали первые сообщения, хоть и не совсем точные и уж явно не исчерпывающие. Ведь ситуация представляла собой уравнение со многими неизвестными. Советские же телевидение и радио молчали, «как рыба об лёд». Насколько помню, шведы первыми дали запрос Москве: что, мол, там происходит, а то у нас (у них, то есть) фактический радиационный фон заметно превысил естественный. И не столь важно, какую лапшу отвешивали загранице, но свои граждане, советские, не получили ни толики даже припудренной информации.
Ловцы западных радиоголосов уже кое-что знали. Но именно – «кое-что». Да и много ли среди нас было такого рода радиослушателей?
Окна моей комнаты выглядывали в противоположную сторону. А иначе, как человек любопытный и слегка безбашенный, я тоже двинул бы поглазеть и, возможно, попытался бы чем-то помочь. Понятно, что при таком сценарии данные строки, скорее всего, не были бы написаны.
Жизнь города продолжалась. Школы работали в обычном режиме (суббота в те времена не являлась выходным днём для учащихся), шла подготовка к детской и юношеской спартакиаде, кто-то ходил по магазинам, кто-то соображал «на троих», дети играли во дворах, в том числе и в песочницах… Кстати, песок «любит» радиацию, а та отвечает ему взаимностью, но об этом знали далеко не все.
Даже когда стало ясно, что на станции авария, мало кто мог определить её масштабы, тем более последствия. Скажи тогда, что завтра весь город эвакуируют – кто бы поверил? А добавь, что авария планетарного масштаба – на смех бы подняли. Мы понимали: случилось ЧП, но над этим работают знающие люди, и вскоре всё наладится. Однако даже посвящённые вряд ли могли представить, что дело затянется на десятилетия, а может и на столетия.
«Наверное, понадобится день-два», – подумал я и, поскольку мои планы никто не отменял, направился к остановке пригородных автобусов на окраине города в надежде поймать попутку на Киев. Ну хотя бы в том направлении. Естественно, коль ни один автобус из города не выехал, то на попутный транспорт посягал далеко не я один. Таких претендентов набралось несколько десятков.
Вскоре к нам присоединились и пассажиры поезда «Москва-Хмельницкий», только что сошедшие на перрон станции Янов, вплотную примыкавшей к городу. Поезд попал в зону радиоактивного заражения, и его дальше не пустили.
Месяца два спустя кто-то рассказывал, что за неделю до аварии по Янову ходила странная женщина, без конца твердившая: «Скоро Янов – в яму!»
Четыре машины скорой помощи постоянно курсировали между городом и ЧАЭС. На станцию неслись пустые, назад – забитые людьми. Раз промчались туда-сюда, другой, третий… Честно говоря, уже становилось не по себе. Что же там произошло, если вывозят столько пострадавших?
