Белые, кое‑где перечёркнутые тёмными ветвями склоны резко раздались в стороны, и друзья с разгону вылетели прямо на речной берег. Перед ними расстилалась широкая долина реки Карнен; ровный, присыпанный снегом лёд ещё сковывал её воды, но почти на самой середине в чистом белом ковре виднелась небольшая чёрная клякса, в которой что‑то билось и плескалось. Крики доносились оттуда.
– Тонет кто‑то! – крикнул Фолко и первым очертя голову бросился к полынье.
Малыш едва успел повиснуть у него на плечах и остановить хоббита.
– Ты что, сам на дно захотел?!
Торин осторожно попробовал ногой лед. Тот вроде держал. Вытащив верёвку и торопливо завязав петлю на её конце, гном, чуть пошатываясь, двинулся к полынье. За ним поспешили Малыш и Фолко, наспех обвязав друг друга другой верёвкой.
Лед под ногами пугающе скрипел, кое‑где по нему начинали змеиться предательские трещины, но друзья всё же шли вперёд и вскоре увидели, что в полынье бултыхается какой‑то человек, отчаянно пытаясь выбраться обратно на лёд; на другом берегу к дереву был привязан осёдланный конь и рядом с ним – другой, под вьюками.
– Эге‑гей! Держись! Мы идём! – заорал Торин, желая подбодрить тонущего.
Однако лёд вблизи полыньи был то ли подмыт тёплыми ключами, то ли ещё почему‑либо, но оказался ещё менее прочен, чем у западного берега. Гномы легли и поползли, однако вскоре лёд вновь стал похрустывать под тяжёлым Торином, и тот замешкался. Они подобрались уже довольно близко, и было видно совершенно белое лицо попавшего в беду человека; обессилев, он уже не пытался выкарабкаться на край полыньи, а лишь кое‑как держался на поверхности, – даже кричать перестал.
Гномы задержались, и тогда Фолко, взяв верёвку в зубы, осторожно пополз вперёд. Он не чувствовал страха, была только неясная злоба на всю эту реку, этот лёд, на дурака этого, которого угораздило провалиться в таком неудобном месте… Лёд хрустел под ним, однако ему удалось заставить себя не слышать этого, и вскоре он, подползя почти к самому краю полыньи, исхитрился и накинул широкую петлю на плечи тонущему. Тот отчаянным усилием продел в неё руки, и хоббит затянул спасительный аркан у него под мышками. Гномы дружно ахнули, ухнули, рванули что есть силы – человека пробкой вынесло на лёд, и, прежде чем он успел подломиться под тяжестью тела, друзья оттащили спасённого в безопасное место.
Спустя считаные минуты на берегу уже вовсю пылал костёр, Малыш и Торин суетились вокруг полураздетого человека, растирая ему руки и ноги, а хоббит осторожно вёл в обход полыньи испуганно похрапывающих коней. Только теперь он смог наконец разглядеть спасённого ими.
Он был высок, светловолос, уже не молод, но и далеко не стар, – скорее он находился в возрасте между тридцатью и сорока годами, возраст не очень почтенный для хоббита, но расцвет сил для человека. Его развешанная у огня добротная одежда, прошитая по швам красным шнуром, выдавала в нём уроженца Дэйла. Он бы вооружён – длинный прямой меч в потёртых красных ножнах, а в одной из седельных сумок зоркий хоббит углядел очертания шлема. На полуобнажённой груди человека Фолко заметил длинный багровый рубец – довольно свежий, ему ещё предстояло стать белым шрамом.
Согретый и отпоенный горячим, человек приходил в себя, и у Фолко зашевелились пока ещё смутные, но тревожные мысли. Скорее всего он из войска Олмера… Что же с ним теперь делать? Сначала спасти – и только для того, чтобы допрашивать, пытать, если он станет молчать, а после – убить? Теперь в Одинокую Гору пленника не отправить.
