– Но если её там не окажется, под арестом останешься ты.
– Мне плевать! – упираюсь.
– Да? – вытаращивается ангел. – А если она там?.. – интересуется, пряча глаза.
– Тебе лучше не знать, что сделаю!
– Ужас! Зепар, я не могу помочь тому, кто может причинить вред моим братьям и сестрам.
– Они и моя родня, но если посмели причинить Витки боль – приму как личное оскорбление. Его не прощаю никому! Никто не имеет права лишать меня самого дорогого, из того, что я имел. Но если Ивакиной там нет, клянусь, – добавляю с жаром, вкладываю в слова всю силу убеждения, – ни одному ангелу не причиню вреда.
Кассиэль долго молчит, а потом часто-часто кивает, будто своим мыслям:
– Хорошо, но, Зепар, подумай хорошенько, – выдерживает крохотную паузу, – если не здесь, – рассуждает волнительно, в голосе улавливаю сомнение, – то Вита в этот момент может находиться в Аду…
Зажмуриваюсь. Горе перекрывает разум! Вот что значит, потерять голову из-за женщины! Всё как у людей… Твою мать!
Кассиэль прав, но другого выхода нет. Любым способом нужно добраться до спецотдела крылатых. А там, выкручусь… Допросы не только вёл, но и не раз был допрашиваемым. Извиваться змеей умею, где идиотом прикинуться, где глупость сказануть, придумать, приврать, а иногда «пойти на контакт». Шлюшкой побыть для дела… Стоять! Не уверен, что получится, но Лилит частенько в Раю бывает.
Первая жена Адама, созданная богом, но осквернившая все его лучшие чувства и сосланная прочь. Развратница негодовала, злилась за поруганную честь недолго – ноги и руки никто не связывал; гуляй и делай, что возжелаешь. Вот и понеслась душа не только в Рай, но и в Ад. С тех пор, ангенесса самозабвенно вкушает прелести жизни во всех мирах, кроме Земли, куда ей дорога закрыта создателем, – предпочитая хозяйничать в нижнем. Больше простора для фантазии и средств осуществить самые дерзкие мысли без страха быть оскорблённой или непонятой.
Вызвать её! Мысль, может, и дурная, но почему бы не попробовать?!
– Оставь меня здесь! – Идея приходит как разряд жалящего тока. – А ты беги, пока ангелы не схватили нас вместе. Тебя не должно быть рядом. Пока есть время, найди Лилит. Надеюсь, её знаешь?..
– Конечно, – кривится Кассиэль и тотчас смущенно краснеет. – Не в том смысле, – бормочет оправдываясь. – Но видел…
– Отлично, а я с ней знаком именно в этом смысле, – нехотя поясняю. – Не друзья, зато она… – подбираю верные слова – они, как назло, не идут, – может согласиться помочь.
– Но… – заикается мальчика.
– Прочь! – холодно отрезаю. Разговор затягивается, а спецотряд вот-вот нагрянет.
Кассиэля точно волной смывает, наручники исчезают в тоже мгновение. Я остаюсь наедине с болью и своими страхами. Ненадолго… Не успеваю обернуться, оценивая обстановку, соотношение сил – дверь распахивается с грохотом, комнату наполняют ангелоподобные верзилы-бойцы и меня накрывает темнота.
Едва разлепляю непослушные веки, тотчас морщусь от яркого света, бьющего прямо в глаза. Отвернуться не получается – сижу крепко привязанный к стулу, на запястьях холодят кожу наручники, внизу побрякивает металл – за щиколотки прикован к ножкам стула. Голова раскалывается от боли – видать, хорошо приложили чем-то тяжёлым. Открыть глаза получается не с первой попытки. Щурюсь, внимательно разглядывая, где нахожусь. Четыре белоснежные стены, одна с зеркальным окном, другая с дверью, – явно выход. Я посреди комнатки. Напротив – прислонившись к столу, скрестив нога на ногу, восседает хорошо знакомый по прошлым встречам Габриэль. В пиджаке молочного цвета, отутюженных брюках, лакированных туфлях. Медовые волосы небрежной копной ниспадают до плеч. Светло карие, даже скорее, охровые глаза глядят пристально, изучающе. Ноздри орлиного носа мерно раздуваются. Узкие губы искривлены в подобие брезгливой ухмылки:
