– Кто автор текстов, а, может, и не текстов, вовсе? – продолжал архитектор. – Кому принадлежат нетексты? Кто ввел их в Носитель и почему? Верить этому всему или нет? Помните у Чехова: на толкучке к старым ящикам прислонена вывеска «Стирка белья». Вздумай кто-то явиться с бельем, будет разочарован – вывеска выставлена для продажи. Я не уверен, что вывеска, про которую толкую, повешена правильно или правильно прочитана. Полагаю, те двое с газетами на головах тоже хотят прочесть вывеску и понимают, что для этого ее надо правильно повесить. Думают, вывеска спрятана у меня под халатом, и прочесть ее – раз плюнуть. Не могу представить форму этой вывески, если мы так ее назвали. Это может быть документ или книга, или электронный носитель. Про последний не очень понимаю, но слово знакомо. В конце концов, не трамвай же они спрятали там. А может и трамвай, на котором человечество отправится в более счастливую и здоровую жизнь… без войн, без КПСС, без болезней, зависти и злобы. Для прятавших нет невозможного. Вы ведь мечтали когда-то стать кондуктором? Вам карты в руки.
Архитектор помолчал, ожидая реплики. Не дождался:
– Эйнштейн утверждал: «Есть два способа жить. Первый – будто чудес не бывает. А можно жить так, будто все в этом мире чудо»… Доподлинно… почти доподлинно известно, где хранится вывеска-носитель. Однако масштабы хранилища несоизмеримы размерами с Носителем. Все равно, что спрятать муравья в здании Обкома партии, а потом найти. Два солдата-строителя, посланные генералом укрыть вывеску-трамвай подальше от чужих глаз в подвалах стройки, не вернулись. Там, кстати, в самом дальнем конце, когда сооружали подвал, наткнулись по подземную речушку, не обозначенную на картах. Не стали исследовать русло. И замыкать подвал в кольцо, опоясывающее Клинику, не стали. Остановили подземные работы. А солдат тех так и не нашли. Перед отправкой в Германию генерал, а может и не генерал, второпях поведал мне историю эту.
Архитектор взмахнул полами халата. Ему показалось, что собрался взлететь и отправиться на поиски смутного Носителя. Но архитектор не спешил. Качнул рукой член, будто взвешивал. Убедился, что не истончал, по-прежнему, тяжел и на дно тянет. Не взлетел, лишь сказал: – Вам интересна эта история?
Он попробовал улыбнуться и не спросил, какая?
– Почему один псих рассказывает ее другому? А кому здесь еще я могу рассказать? Вам знакома фамилия Ливрага? Хорхе Ливрага? Аргентинец или итальянец. Из той же колоды, что Кьеркегор. Это он написал однажды: «Бесполезно обладать клочком земли тому, кто не содержит в себе кусочка неба». Мне кажется, в вас есть этот кусочек…
Утром он проснулся с мыслью отыскать архитектора и узнать все про вывеску-носитель, что укажет дорогу к сокровищам знаний неземных, от которых был необычайно далек. Эта мысль стала доминировать, тяготея над ним, делаясь навязчивой, подавляя собственные болезненные воспоминания, такие же навязчивые еще вчера.
Посмотрел на небо, почти белое от дневной жары, и увидел прекрасное лицо Эммы – глаза, рот, нос и немножко лба, и корону. Лицо улыбнулось впервые, как умела улыбаться она одна, улыбкой девочки и женщины одновременно, и сказало:
– Ступай – И он пошел, забыв про таблетки, про завтрак, про соседа, что спал стоя…
У забора для буйных уже торчали эти двое с газетами на головах, чем-то неуловимо отличавшиеся от остальных психов.
