– Привет, – сказала она.
– Привет, – кивнула Оксана. – Хорошо, что ты подошла.
Инга никогда не любила Оксану. Вернее, она не любила Олега, женатого на Оксане. Те десять лет были самыми скучными в его жизни. Сначала ходил как тюфяком ударенный от любви, потом – под гнётом Оксаниных ЦУ. Вне работы тогда они почти не виделись: Оксана обрубала все дружеские связи. Однажды сорвала его из командировки: приезжай, у меня температура. Штейн улетел на два дня раньше, не закончил съёмку, Инга с главным редактором потом придумывала, как залатать дыры, а у Оксаны была просто легкая простуда. Да и если бы даже температура: она взрослая женщина, не трёхлетний ребёнок. Тогда от злости кипела вся редакция.
– Познакомься, Виталик, мой муж, – представила Оксана.
– Очень приятно. – Инга пожала ему руку.
Оксана мало изменилась. Прибавилась только пара морщин в уголках глаз. Всё остальное было на месте – фигура, очки, скрипучий, с ржавчиной, голос. Инга вдруг ей обрадовалась.
Муж смотрит на Оксану мягко, послушно. Наконец-то она нашла мужчину, которым легко верховодить.
– Эммочка-то полюбила меня, – усмехнулась она, немного опустив голову. – Конечно, я теперь ни на что не претендую, чего уж меня не любить. И женщиной оказалась приличной, и собеседником умным, с тех пор как на сына её не зарюсь.
А прежние обиды не забылись! Всё так же свербит ревность!
– Не преувеличивай, – успокоила она Оксану. – Она тебя любила и когда вы были женаты. У Эммы Эдуардовны непростой характер.
– У всех у нас непростой характер, – парировала Оксана. – Ты многого не знаешь. Олег и развёлся потому, что мама додавила.
Виталий поднялся из-за стола и, положив руку Оксане на плечо, наклонился к её уху:
– Пойду покурю.
– Ладно. – Оксана помолчала, рассматривая этикетку ближайшей бутылки. – И детей у нас не было из-за неё. Всё говорила Олегу: вам ещё рано. Теперь вот сокрушается, что внуков нет. А у нас с Виталиком, между прочим, уже двое. Мальчики. Хочешь фотографии покажу?
Инга кивнула. Оксана долго листала телефон: два белокурых глазастых мальчика дома, у моря, в горнолыжных костюмах на фоне ослепительных вершин и неба.
– Замечательная у вас семья. Виталик твой молодец, – тихо сказала Инга, делая вид, что рассматривает фотографию, где один мальчик, кажется, старший, с преувеличенной кровожадностью махал пластмассовым мечом джедая.
– Он любит меня, – ответила Оксана.
Девушка с длинными отутюженными волосами, та самая с яркими подошвами, начала говорить. Её покачивало от выпитого.
– Я впервые тут. В смысле на похоронах, – неуверенно махнула она рукой. – И это очень странное мероприятие. Я мало знала Олега Аркадьевича, но хочу сказать, что то, что он умер, – очень жаль.
– Он приснился мне, Олег, – прошептала Оксана. Она нажала на кнопку телефона сбоку, и экран погас. Исчезла счастливая семейная жизнь, построенная со второй попытки. – В ту самую ночь, когда он погиб. Я только потом поняла. А ведь он никогда мне не снился.
– Мы вот были на кладбище, и был дождь, – продолжала девица. Она не знала, поднять бокал повыше или совсем поставить на стол. – Как будто природа плачет по нему. Правда? Что я хочу сказать: так не должно быть. Ну, чтобы люди умирали… так.
– Снилось, что звонок в дверь, и это он. – Оксана начала шептать быстрее, будто боялась, что у неё закончатся силы. – Будто он стоит на пороге и говорит: «Дай мне воздуха. Помоги! Я не могу дышать». Я остолбенела. Ну знаешь, как это бывает во сне, когда хочешь бежать, а двигаешься медленно-медленно, как морская птица в нефтяном пятне. «Дыши», – хочу ему крикнуть, но и говорить тоже не могу. И тут он: «Всё». Ясно так, чётко и понятно сказал. И дверь закрыл.
