Майору Карпелову позвонили в три часа ночи.
– Извини и пойми, – сказали ему, – если не ты, то… сам понимаешь!
И в двух словах описали, зачем ему нужно немедленно явиться в свое отделение.
– Слушай, запри эту чуму в камере до утра, – зевая, предложил майор.
– Я запру. Я запру! – закричал в трубку дежурный. – У меня как раз двое наркоманов здесь все заблевали. Пусть они сдохнут на хрен, не жалко! Но мне-то куда деваться? И объяснительную я писать потом не собираюсь, она же, как всегда, – свидетель!
– А что там у тебя с нападавшим? – поинтересовался Карпелов, вставая с тахты.
– Нападавшая, – сказал дежурный, – ждет тебя, хочет, чтобы ты допрос потерпевшей провел в ее присутствии.
– И что, она еще не упала, ничего не сломала, эта нападавшая? – Карпелов натягивал джинсы. – Не подавилась жвачкой, не отравилась водой из-под крана?
– Жива, – дежурный помолчал. – Она хочет с тобой говорить, а эту свидетельницу носит под мышкой.
– Пусть говорит, – потянулся Карпелов, потом, услышав голос в трубке, замер и удивленно сел. Лицо у него сделалось беззащитно-глупым, пока он не стал улыбаться. С улыбкой это было вполне располагающее к себе лицо с крупным носом, нависшим над черными усами, выступающим подбородком, высоким лбом, небольшими темными глазами. Под усами майор Карпелов прятал мягкие губы нежного рисунка, которые ужасно нравились его любимой женщине. В свои сорок два он был подтянут, двигался всегда быстро и ловко и был любим сослуживцами за неистребимую веру в правосудие.
– Ах ты, чудушка моя! – закричал он. – Будь осторожна с этой чумой! Я мигом!
В отделении Ева протянула Карпелову руку, а он обнял ее, подмигнув дежурному.
– Ну как вы тут, все живы? – спросил он весело, увлекая Еву за собой в коридор.
– Никак нет, товарищ майор, – дежурный встал, – у меня с животом что-то не в порядке.
– Это от страха, расслабься, подумай про что-нибудь хорошее, выпей крепкого чая. Где она?
– Она в четвертом кабинете.
– Ты оставил чуму одну в кабинете?
– Вот именно, что одну. Там больше никого нет. Авось обойдется.
– Ладно. Ты, Ева Николаевна, в этой истории кто?
– Сначала я думала, что потерпевшая, офицер из группы захвата считает, что нападавшая, а твой дежурный все время норовит меня запрятать куда-нибудь. Карпелов, подожди. Ты знаешь эту женщину? Талисманову?
– Знаю ли я эту женщину… – Карпелов задумчиво потер правой ладонью левую. – Понимаешь, какое дело. У нас в отделении ее знают все. У меня ребята ее издалека на улице узнают, чтобы успеть спрятаться. Ни одна валютная шлюха, ни один лифтовой маньяк не имеет у нас такой толстой папки, как эта рыжая. Ладно, излагаю в двух словах, – улыбнулся он округлившимся глазам Евы. – Официально она допрашивалась двадцать три раза как свидетель самых невероятных несчастных случаев.
– Слушай, когда нас сюда привезли, я попросила вызвать тебя, а дежурный сказал, что, кроме тебя, эту женщину никто и не допрашивает.
– А-а! Это хитрый маневр. Я допрашивал ее четыре раза и отделался только распоротой рукой. Нежно так пробил себе руку дыроколом. У нас с ней полное взаимопонимание. А ты как на нее напоролась?
– Мы ехали вместе в одном вагоне метро. Вошли трое мужиков, стали приставать. Ну и… Я оборонялась, ничего не успела сообразить толком, а…
– А все трое уже мертвые, – договорил за Еву Карпелов.
– Да нет. Когда их увозили, были живы. Но в плохом состоянии.
