– Артём, вы…можно на ты?
– Здесь всё можно…как видишь.
– Так вот, что ты делаешь сегодня вечером?
– Уже ночь.
– Ночью? – она не унималась.
– Ночью положено спать.
Она улыбнулась.
– А как же подвиги в честь Прекрасной Дамы?
Я огляделся. А здесь есть Прекрасная Дама?
– Не понял?
– Мужчины, вы никогда не понимаете намёков. Как насчёт того, чтобы продолжить вечер у тебя дома?
– Тебе не нравится здесь?
– Я не о том. Наедине.
Так вот она куда клонит! Я чуть не поперхнулся. Мы же даже не виделись раньше! Как бы ей достойно ответить?
– Извини, но сегодня я слишком устал. Давай в другой раз…увидимся.
– Вот мой телефон. Позвони, когда не слишком устанешь.
Язвительной улыбкой она отомстила за все мои расспросы о книгах. Чувствую, та ещё штучка. Хотя…Что-то в ней есть. Надо же, как хорошо подготовилась к вечеру. Аккуратная бумажка с каллиграфически написанным номером телефона.
Я лишь улыбнулся ей на прощанье одной из своих самых очаровательных улыбок. Ну вот, мужик, ты начинаешь под неё подстраиваться.
– Я домой.
Директор выглядел довольным.
– Умный ход, Артём. Умный пиар-ход.
– Чего?
– Она – восходящая звезда модельного бизнеса, ты – новое имя в литературе. Замечательный пиар-ход для вас двоих.
Да пошёл ты. Ещё будешь выбирать, с кем мне…Но я опять промолчал. Лишь поинтересовался:
– Кто такая?
– Ну что ты за джентльмен, даже не узнал у девушки, как её зовут.
Кристина, новая супермодель. Запомни это имя.
Значит, Кристина. А я для неё тоже «умный пиар-ход»?!
Хроники города N.
Весь мир продолжал быть серым. А мои сны – они остались цветными. Просыпаться утром было радостно – и мучительно.
Неуютная квартира требовала ремонта; мать могла не разговаривать целыми днями… Дешёвые обои, ободранный пол, нехитрая мебель; мрачное молчание, иногда крики и упрёки – что из этого было хуже, я даже не знаю. Единственный плюс – постоянно был стимул: действуй, строй сама свою жизнь, тебе никто не поможет. Никто не поможет. Я это знала.
Но…осознавать, что ты один, тяжело даже взрослому. Будучи ребёнком, я хотела спрятаться от реальности. И пряталась за страницами книг, за толстыми обложками энциклопедий, просто за школьными учебниками. Только бы не видеть этих серых стен и всегда недовольного лица матери. Она не уставала повторять, что у меня нет никаких способностей к наукам, а следовательно, учёба не должна занимать много места в моей жизни. Лучше бы скорее работать и зарабатывать деньги.
– Не в кого тебе хорошо учиться. Я никогда из троек не вылезала, а…
– А отец?
– Опять начинаешь?
– Я просто хочу знать.
– А я просто не хочу о нём говорить.
Вот и всё. Вопреки её словам, я училась лучше всех в классе, это было нетрудно. Загвоздка в том, что быть номером один означает не только быть первой – это означает быть одной. Я продолжала быть со всеми – и ни с кем. Вместе с одноклассниками мы списывали, сбегали с последних уроков, но кто-то словно провёл невидимую черту, разделившую меня и класс. Я любила слушать рассказы других: как прошли выходные, кто куда ездил летом; но сама постоянно молчала о своей жизни – что я могла рассказать? – хотя все и так о ней знали: город совсем небольшой. Я даже в гости позвать никого не могла. И в школе всегда было такое чувство, что мной одновременно и восхищаются, и жалеют меня: восхищение возвышает, жалость ставит ниже – и то и другое не давало мне права быть равной.
– Мам, а у меня за контрольную 5, у одной из класса!
