– Я тоже рада нашей встрече, видимо, судьба милостива к нам, – отвечала Мария, смотря на мужчину глубоким призывным взглядом, как это умела делать в совершенстве лишь она.
Они взяли столик на террасе с видом на темнеющее море.
– Шампанского?
– О, да! И немного абсента, если возможно.
– Я помню этот ваш любимый напиток ещё с тех пор, когда…
– Да, – прервала его Тарновская, – то было прекрасное время молодости, всё было впереди, жизнь казалась такою безоблачной. Ещё не случилось войны, ран душевных, болезней…
Принесли шампанское, абсент и великолепные закуски.
– Предлагаю выпить за тот чудесный день, когда мы познакомились!
– Пусть те воспоминания поддерживают нас и сегодня, – дополнила тост Мария.
– Расскажите, как вы жили это время, – попросил Комаровский, когда уже несколько бокалов было опустошено, – что с супругом?
– К сожалению, с Василием нам пришлось расстаться, он отчаянно ревновал к случайному поклоннику. Вы знаете, женщине всегда приятно, когда на неё обращают внимание мужчины, я считаю, что муж должен гордиться тем, что его жена такая красивая и привлекательная. Но эта ревность, это дикое право собственности, распространяющееся на свободное, мыслящее, хотящее существо, эти домостроевские взгляды убивали меня. Сколько ни пыталась я примирить двух мужчин, но Василий был непреклонен. В конце концов, увидев, как поклонник целует мне руку, он выхватил револьвер и застрелил его.
– Ах, боже мой! – воскликнул Павел. – Ну разве можно доводить свою ревность до убийства в наше время?
– Видимо, на некоторых мужчин это так действует, – плела свой рассказ Тарновская, искусно совмещая правду с ложью, отчего последняя казалась ещё более правдоподобной. – Потом суд и позор на весь Киев, процесс развода затягивается, и я сегодня не жена и не свободная женщина. Тяжёлая неопределённость. Но самое страшное, что рядом со мною нет мужчины, которому могла бы преклонить на плечо голову, поделиться горем, который бы понял меня и пожалел. Если б вы знали, как я мечтаю найти такого мужчину-друга, мужчину-рыцаря, похожего на вас. Эх, жаль, что вы не свободны.
Павел смотрел на сидящую напротив его женщину влюблёнными глазами. Разве можно устоять, когда божественная дама, которая тебе давно нравится, вдруг признаётся, что хотела бы быть с тобой?
– Давайте выпьем за то, что вы сейчас произнесли, это вселяет в меня надежду и радость.
Вино уже шумело в головах, и каждый следующий бокал прибавлял раскованности и смелости мужчине и женщине.
– А как складывалась жизнь у вас, Павел Евграфович?
– Что сказать? Вот уже который год Эмилия болеет и с каждым днём чувствует себя всё хуже. Никакой нормальной супружеской жизни нет и, наверное, уже не будет. Я и не чувствую себя мужчиной.
– Но ведь раньше у вас всё складывалось прекрасно?
– Поначалу да, я любил её страстно. Она казалась мне совершенной. Но когда мы стали жить вместе, моя мать не приняла её, не сошлись характерами, да и сёстры мои её игнорировали. Я всегда защищал Эмилию, что окончилось ссорой и разрывом с родственниками. Всё-таки прав был её отец, Марк Редер, вероисповедание должно быть единым у мужа и жены.
– Да, это правильно, – мудро подтвердила Мария, – давайте выпьем за супругов, ведь были и в нашей жизни счастливые минуты с ними.
– Мария, – обратился к спутнице Павел, после того как бокалы были опорожнены, – вот мне уже далеко за сорок, а жизни, по-настоящему яркой, как будто и не было. Я всегда с восторгом вспоминал, как мы совместно с вами и Эми проводили время в Ницце. Вы нравитесь мне с тех самых пор, однако я не могу ухаживать за вами, зная, что в номере страдает от боли моя супруга, это было бы бестактно. Но если, упаси боже, конечно, я овдовею, могу ли рассчитывать на взаимность с вашей стороны?
