Я смотрю, тест на моральную стойкость провален…
Граф, понял я все… понял. Не прав был. Пощади… умоляю...Сил нет больше… Лучше сдохнуть, чем вот так…
Не переживай, Стриж, я дам тебе выбор. Сдохнуть, говоришь, - приложил револьвер к его виску и нажал на спусковой крючок. Послышался характерный щелчок, и Стриж, не выдержав напряжения, грохнулся на землю и схватил Воронова за ноги, - не надо-о-о-о, - всхлипывая, как сопливый ребенок, - прошу, не надо-о-о, Гра-а-аф…
Мужчина с омерзением оттолкнул рыдавшего в истерике парня ногой, вставил в пистолет заряженный магазин и с бесстрастным, не выражающем ни одной эмоции лицом, спросил, тихо и спокойно - так, словно интересовался, сколько сейчас времени:
В голову или пах. Одно слово. Иначе я решу сам!
Стриж выбрал, и в следующую секунду взвыл от дикой боли, сгибаясь пополам и извиваясь. - Сука-а-а-а, а-а-а….
Трусливый и жалкий, он готов был смириться с отсутствием мужского достоинства, но жить. Не понимая, что ему осталось от силы минут десять - больше не выдержит, скончается от потери крови.
Стоящие рядом мужчины поежились - только теперь не от холода, а от ужаса. Их друг валялся на земле, корчась от болевого шока, и выл, как дикая собака. Только это не самое худшее, что их сегодня ожидало. Андрей Воронов повернулся к ним и так же медленно, хладнокровно, безучастно каждому из них прострелил колени. Один за другим звуки выстрелов - и после каждого один из мужчин падал ниц. А скулеж Стрижа разбавили разноголосые вопли остальных.
Граф приказал отворить ворота и сказал:
“До ближайшей больницы пятнадцать километров. Доползете - может и выживете. Но я надеюсь, сегодня в мире станет еще на три мрази меньше”
***
Я так и не уснул сегодня. Мысли, эмоции, впечатления - все это завертелось каким-то неконтролируемым вихрем, будоража и разгоняя адреналин по телу. Я так долго ждал этого времени, так долго душил в себе всю ненависть и эмоции, и вот наконец дождался. Где-то там, за пределами этого дома, разворачивается самый настоящий конец света. Вселенная Нармузинова рушится у него на глазах, и он не знает, в какой момент будет погребен под руинами своего же надуманного величия. Золото его роскошной жизни плавится, превращаясь в кипящую лаву, которую я залью ему в глотку. И я, черт возьми, наслаждался. Не видел ублюдка, не слышал, не наблюдал за ним, но просто знал, что он сейчас рассыпается на части. Поднял на уши всех людей, половину сразу же пристрелил - кого-то по делу, кого-то за компанию. Это паника. Это страх от неизвестности. Это потеря контроля. Над собой, своим гневом и своей жизнью. Я чувствовал эту агонию на расстоянии, и она становилась моей собственной силой. Чем больше он сходил с ума - тем ярче играли краски в моем мире - том, который последние три года был серо-черным. Это похоже на зависимость, потому что мне уже необходима была новая доза его отчаяния. Все мои мысли - о следующем шаге, время которого наступит очень скоро.
Я спустился вниз - в столовой меня ждал свежесваренный кофе. Сделал первый глоток, наслаждаясь горькой жидкостью, и краем глаза заметил Тамару Сергеевну. В руках у нее был пустой поднос.
Доброе утро, Андрей Савельевич… Что будете на завтрак?
Доброе-доброе, Тамарочка. Не голоден.
Ну как же так-то? Кофе да кофе… нельзя ведь так. Вот девочка, молодец какая, весь завтрак проглотила...
Я был удивлен. Честно говоря, я ждал летящих в сторону охраны подносов и прочих капризов истеричной избалованной девицы. А тут, как примерный ребенок, “первое, второе и компот”.
