(с) Аль Квотион
– Пусть снимет свои шмотки и наденет вот это. – ткнули мне в руки какое-то платье, скорее напоминающее бесформенный мешок.
– У нас не было приказа ее раздевать.
Один из боевиков, тот, что хлопал меня по щекам и вливал воду, пожал плечами.
– Это правила для всех – заложники снимают одежду. Мы должны знать, что она ничего не прячет в своих штанах или кофте. Да и шмотки хорошие – отдадим в лагерь. Раздевайся.
Я отрицательно качнула головой.
– Я сказал, раздевайся, или я раздену.
Щелкнул пальцами, и я увидела в его руке нож. Нет… умирать мне нельзя. Там дети. Сами. Отвернулась и стянула с себя кофту, затем штаны. Один из тварей присвистнул.
– А говоришь, кожа да кости. Уууух, какая задница. Я б и на сиськи посмотрел. Пусть повернется.
– Рустам!
– Что? Я ж не трахаю. Я потрогать хочу.
Почувствовала, как меня облапали за ягодицы и больно ущипнули. Стиснула челюсти и закусила нижнюю губу.
– Повернись, сучка.
Я быстро схватила платье и начала натягивать через голову.
– Повернись, тварь, я сказал! – схватил за волосы, дергая к себе.
– Да пошел ты! – плюнула ему в рожу, и он наотмашь ударил меня по щеке, так, что в глазах заплясали искры.
– Уймись! Приказано было не трогать!
– Она в меня плюнула, уууу, сукааа! – снова замахнулся, но его оттолкнули в сторону, не давая меня ударить, а у меня от страха засосало под ложечкой, и все тело начало дрожать. Я больше не была уверена, что человек, который назывался моим мужем, защитит меня.
– Все! Отпусти! Я успокоился! – схватил меня под руку. – Пошла! Давай!
***
Когда меня вывели снова в коридоры, я наконец-то вздохнула. Из-за стен все еще доносились звуки музыки, хохот, звон разбитого стекла. Но мы не пошли в сторону адского праздника, мы свернули к узкой лестнице, ведущей наверх. Видимо, в покои самих хозяев вертепа. И если снаружи здание казалось недостроенным, внутри было все устроено для личного комфорта его обитателей. Нет, никакого шика, естественно. Ничего, что более или менее походило бы на то, что я привыкла видеть в нашем доме. Скорее, некое подобие цивилизации, где стены без покрытия и обоев, но на них мог висеть плазменный телевизор, а на полу ковры один на другом, но кое-где просвечивает голый бетон. Поднялись на последний этаж, и один из боевиков постучал в железную дверь:
– Аслан, привел к тебе русскую.
– Входи.
Отворив железную дверь, втолкнул меня внутрь. Узкая комната, без окон, практически без мебели. Только шикарная двуспальная кровать, кресло и тумбочка. На кресле валяются вещи. И я увидела ЕГО, появившегося сбоку, из темноты. Скользнул по мне безразличным взглядом и повернулся к Рустаму:
– Я разве приказывал ее раздевать?
– Так всех заложников…
Он вдруг сгреб Рустама за шкирку, и у того с головы слетела шапка.
– Я спрашиваю – Я ПРИКАЗЫВАЛ ЕЕ РАЗДЕВАТЬ?
Повернулся ко мне и, схватив за лицо, развернул на свет, при этом совершенно не глядя мне в глаза… а я…я не могу смотреть на него. Просто не могу. Меня тошнит от одной мысли, что я увижу родное лицо так близко и… пойму, что оно стало настолько чужим и страшным.
– А это что? Кто?! Это сделал кто?
Несколько секунд смотрел Рустаму в глаза. Потом за шкирку подтащил к тумбе, схватил за руку, насильно заставил положить ее на деревянную поверхность.
– Не надо, Аслан… не надо, брат! Она меня оскорбила… она в меня плюнула… брат, не надо, прошу!
Максим посмотрел на боевика, и тот весь обмяк, покрываясь потом.
