– Брось! Пустое это! Найдем мы денег!
– Где, если не секрет?
– Не знаю. Не знаю. Но, уверен – найдем!
– Родишь ты их, что ли? – с нескрываемой злостью в голосе вскрикнула Стадникова. – Родишь? А?
– Это ты родишь, Оленька! – Леков широко улыбнулся. – Слушайте, братцы! – Леков похлопал себя по бедрам, забыв о том, что в тренировочных штанах, сползших с его худого живота и норовивших сползти еще ниже, нет карманов. – Братцы! – повторил он. – У вас есть бабок маленько? Может, еще водочки возьмем, а? Я в доле буду... Ну, потом, когда раскручусь, отдам. Вы же меня знаете.
– Теперь знаем, – сказал Царев. – Ну чего, я пошел в магазин. По такому случаю грех не нажраться...
– Дать бы тебе по жбану хорошенько, – заметил Ихтиандр, скрипнув зубами. Замечание было направлено, разумеется, Лекову, который закивал и улыбнулся еще шире, хотя, казалось, что шире уже нельзя.
– А у меня есть, есть, – затараторил он, снова вытягивая руку в сторону и цепляя ею Стадникову. – Вот она, моя ласточка, вот она...
– Сука ты, – Стадникова брезгливо отлепила от своей груди грязноватые пальцы Лекова. – Настоящий подонок.
* * *
Такси остановилось возле дома Полянского.
– Ну что, братцы? – Леков, первым выскочив из машины и элегантно поддернув лацканы пиджака, весело улыбнулся. – Ну что? Водочки для заводочки? Или по пивку? А может быть, винца?
– Погоди ты.
Куйбышев, крякнув, вытащил из багажника, предупредительно распахнутого водителем, один из рюкзаков и аккуратно поставил его на асфальт. Царев вытащил второй и сразу закинул за спину.
– Погоди, – повторил Ихтиандр. – Давай сначала подымем... К Дюку забросим. – Он кивнул на рюкзак. – А то чего с такой тяжестью бродить?
– О’кей!
Леков бодро зашагал в темноту арки проходного двора. Куйбышев и Царев последовали за ним и через пару минут, вытирая со лбов пот, уже стояли перед дверью квартиры Полянского.
– Е-мое! Забрался, черт, на верхотуру, – бормотал Куйбышев. – Хоть бы лифт был, мать его...
– Ничего-ничего, это полезно, пешочком побегать, – весело ответил Леков, нажимая на щербатую, заляпанную старой краской кнопку звонка.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулась голова Полянского.
– О! Да ты квасишь! – воскликнул Леков, поведя носом. – Шмон, друг мой, правильный. Ой, правильный!
– Ничего я не квашу, – ответил Полянский. – Я похмеляюсь.
– В дом-то пусти, – заметил Куйбышев. Полянский подозрительно взглянул на рюкзаки, оттягивающие плечи незваных гостей.
– А это чегой-то?
– Да открой ты дверь, екальный бабай, сейчас мы тебя похмелим! – устало сказал Царев.
– Да? Ну тогда заходите.
– Слушайте, пацаны, вы проходите, – затараторил Леков, – а я сразу в магазин. Бабла только насыпьте. Я пустой.
– Залезь в карман, – Царев неловко, задев рюкзаком Куйбышева, повернулся боком к Лекову. – Возьми там... Только не все.
– Все – не все, разберемся! – Леков вытащил из кармана царевских брюк пухлую пачку мятых купюр и, не считая, спрятал в глубинах своего пиджака. – Ждите, пацаны! Сейчас буду!
Полянский, продолжающий выглядывать из узкой щелки, проводил глазами запрыгавшего по ступенькам Лекова, вздохнул и медленно открыл дверь.
– Кинет, – убежденно сказал он, пропуская гостей.
– Да нет, что ты! Ни фига не кинет!
– Забьемся, что кинет?
Полянский говорил тихо, но очень уверенно.
– А может, и вправду? Куйбышев, пыхтя под тяжестью ноши, шаркая ногами и продолжая потеть, медленно двигался по коридору.
