До машины мы доезжаем прямо так. Только продукты теперь собраны в пару пакетов после кассы. Гружу всё на заднее сидение, нагибаюсь, чтобы девчонка могла зацепиться за шею, и вновь подхватываю её, чтобы перенести в машину.
Никогда не понимал, зачем женщины покупают себе такую неудобную обувь. Очевидно же, что она больше подойдёт для пыток в аду.
– Как ты оказался в том дворе? – она сидит, поджав ноги под себя, совершенно не заботясь о том, что платье сбилось на бёдрах. Бельё не видно, но ещё немного… Надо перестать об этом думать.
– Вышел подышать, – опускаю все подробности. – Я ведь тоже со свадьбы. Только здание соседнее.
– Забавно, – тянет голосом. – Надеюсь, ты не жених.
– В этом случае я бы выбрал себе очень неправильную невесту, раз мне захотелось променять её на прекрасную красноволосую нимфу. Знакомые праздновали. Девочка захотела себе что-то классическое, друг даже на рубашки нас всех уболтал, чтобы одному в ней не париться. Скука смертная в общем, но не пойти не мог – всё-таки хорошо общаемся.
– Ресторан, платье, куча гостей. Брр, – морщит свой милый носик. – Я бы не хотела так.
– А как хотела бы?
– Вдвоём. Где-нибудь на берегу океана, чтобы морской бриз трепал волосы и любимые глаза напротив.
А она романтик. Романтик, который, кажется, прячется очень глубоко внутри.
Петрович без проблем даёт мне ключи. Я прошу нимфу немного посидеть в машине, чтобы отнести сначала продукты и плед на крышу.
Раскладываю всё это и только потом возвращаюсь за девочкой, которая порывалась вернуть туфли на место и дойти сама, но от первого касания ремешков к коже пискнула и бросила это занятие, потянув ко мне руки.
Я вылавливаю прямо из банки очередную оливку, а нимфа кривится, когда я отправляю ту в рот.
– Чего?
– Я просто их терпеть не могу, – кивает в сторону банки. – Бабушка в детстве говорила, что до них надо дорасти, – замолкает. Я замечаю, что её глаза заволакивает пелена слёз.
– Если ты их не любишь до такой степени – я запросто могу их выкинуть, – прекрасно понимаю, что дело не в этом, но хочется разрядить обстановку. Сделать так, чтобы она снова улыбалась.
– Прости. Её просто не стало совсем недавно, – всхлипывает, зажимает рот ладонью и закрывает глаза на несколько секунд. Очень быстро приходит в себя и продолжает. – В смысле бабушки. Никак не могу это осознать. Извини, я всё порчу.
Поднимаюсь с пледа, протягиваю ей руку, за которую малышка тут же хватается. Тяну её в сторону парапета, возле которого мы останавливаемся. Встаю позади, обнимаю её, сам вздрагиваю, когда она в очередной раз беззвучно всхлипывает.
– Тише. Смотри. Подними голову, малыш, – она повинуется и упирается затылком мне в грудь. – Твоя бабуля где-то там, в небе. Присматривает за тобой и очень не хочет, чтобы ты грустила. Не плачь, принцесса. Наши близкие живы, пока мы о них помним. Моей бабушки со стороны отца тоже, к сожалению, уже нет в живых. Хотя ей никогда не нравилось, когда я называл её бабушкой. Алевтина Николаевна. Все вокруг удивлялись, когда я мелким так к ней обращался.
– Почему ей не нравилось?
– Чувствовала себя сразу старушкой, наверное. Она вообще была своеобразной. Такая, знаешь, манерная дама в норковом манто и с тонкой сигаретой в руках. Не затягивалась даже, просто вдыхала носом дым.
– Интересно. Моя была классической бабулей с пирожками. Вечно пыталась накормить меня и в сумку умудрялась подкладывать, пока я не видела.
