Черный горизонт. Красный туман - страница 7

Те опустили оружие, отдали честь.

– Можем чем-то помочь?

– Нет, занимайтесь своей машиной и ранеными. Проверьте, не пострадали ли гражданские. И ждите подмогу.

– Господин полковник…

– Это не ваша вина. Вы не могли предвидеть этой атаки. Я так и напишу в рапорте.

– Спасибо. – Блондин вздохнул с облегчением. – Господин полковник…

– Что еще?

– Вы очень быстрый, я заметил, как вы ушли от птицы.

– Полагаю, вы еще не видели быстрых людей, сержант. Я был слишком медленен. Помните: не расслабляйтесь, охраняйте место.

– Процедуры нам известны. А вы?

– А я попытаюсь их достать, – сказал Роберт и бегом двинулся вдоль Варшавской, зная, что через минуту сбежится толпа, забьет ауру и заблокирует дальнейшую погоню.

– Удачи! – услышал он за спиной крик молодого солдата, но уже сосредоточился на задаче. У него была проблема. За нападение отвечал слуга Черных, человек, поскольку никто другой не пробрался бы столь глубоко на польскую территорию. А значит, должен источать ауру, ржавый запах врага. Но Роберт не мог различить этот запах и припоздал на место нападения. Это могло означать две вещи. Или Черные наконец-то создали хорошее маскирующее заклинание. Или же на конвой напали обычные, незачарованные люди, члены одной из сект, держащихся культа балрогов, на чей след контрразведка еще не вышла. Первая возможность означала бы смертельную опасность для оборонительной системы Польши, вторая – реальную угрозу для гражданской территории. Вот только зачем – вне зависимости от истинных объяснений – они напали на не слишком важный конвой с запасом печатных заклинаний, тем самым выдав свое присутствие? Разве что это некая попытка. Тест возможности. Предупреждение.

Роберт быстрым шагом двигался по улице. Искал след, знак, завихрение реальности. Люди вокруг вели себя привычно для подобных ситуаций. Некоторые, не слишком умные, бежали к месту нападения, чтобы понять, что происходит. Другие, более осторожные, поспешно укрывались в подворотнях или в магазинчиках. Матери успокаивали плачущих детей, мальчишки гнали вверх по улице, чтобы взглянуть, что стряслось, кто-то кричал им вслед, кто-то пытался их удержать. Некоторые окна широко распахивались, и на лежащих там чуть не столетиями подушках поудобней умащивались кавенчинские матроны, чтобы, как и в любой другой день, поглазеть на улицу, на которой наконец-то случилось нечто и вправду интересное. Другие же окна захлопывались, а из-за стекол выглядывали перепуганные, гротескные лица с расплющенными о стекло носами. Старик, которому расколовшаяся витрина ранила голову и спину, громко кричал о помощи, с тротуара поднималась женщина, оглушенная, похоже, грохотом, беспомощно пытаясь собрать рассыпавшиеся вокруг яблоки. Из поперечной улочки выскочил молодой полицейский, на бегу расстегивая кобуру, в десятке метров позади двигался еще один, в звании сержанта, постарше и потолще. Мундир наполовину расстегнут. Сам без фуражки, красный и вспотевший, сопел и хрипел, но упорно пытался не отставать от младшего коллеги. Завыли сирены, призывая к ратуше всех ветеранов и членов городских добровольческих служб. Кавенчин толково реагировал на угрозу.

Это городское движение было на первый взгляд хаотично, но, возникая из статистически предсказуемых человеческих поступков, обладало своим рваным ритмом, внутренней логикой толпы. Обострившееся восприятие Роберта искало нарушения в этом потоке. Искало реакции, отличные от стандартных. И нашло.