Захоти Рут пальнуть из «Молнии» – не нашла бы куда.
– Что с вами, Рут? У вас такой вид, будто вы увидели привидение.
– Ничего. Все в порядке.
– Знаете, что я вам скажу? Это покажется странным, но вы тоже не слишком-то изменились со дня нашего знакомства. Я часто вспоминал о вас, представлял, как вы стоите тут с револьвером…
Джош наклонился вперед:
– И вот сейчас я вижу: вы точно такая же, какой были.
Лжет, подумала Рут. Или не лжет.
Это смотря о чем он говорит.
⁂
На улице она перебрала воспоминания, как нищий – мелочь. Чистая, ослепительная белизна. Ни одного темного пятна. Что-то еще? Она что-то упустила?
Тень.
Зыбкая тень рядом с помощником шерифа.
«Вы не поверите, мисс Шиммер, но перед вами другой человек…»
Другой, не другой, думает Рут. Джошуа Редман, кем бы ты ни стал, ты по-прежнему терпеть не можешь одиночества. Душа общества, миляга-парень, улыбка до ушей. Кто поверит, что тебе жизни нет без своего воображаемого друга?
«Не трать патроны зря, – шепнул дядя Том. – Пустое дело, девочка.»
Иногда Рут думала, что и ей неплохо было бы обзавестись воображаемым другом. Кем-то вроде дяди Тома. Вот уже девять лет и три месяца покойный Томас Шиммер мог быть ей только воображаемым другом.
Одиночество не снаружи. Оно внутри.
2
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
– Давно рванул на закат?
Шаткий стул издает жалобный стон. Вздрагивает стол: Сэм Грэйв с размаху грохает на него кружку пива. Шапка пены сползает на столешницу.
– Шутишь? Только начал.
– Врешь!
– Вторую пью! Господь свидетель, вторую…
Джош салютует приятелю початой кружкой.
– Догоню, – рокочет Сэм. – Не уйдешь. Понеслась!
И ревет, как бугай весной:
– Лиззи! Пивка старику Сэмми!
Этот догонит, сэр! Не извольте сомневаться! Неужели вы хотите, чтобы слуги закона трудились в поте лица, умирая от жажды? Стыдитесь! А лучше присядьте рядом, скоротайте вечерок. Видите, тут даже плевательницы есть. Приличное заведение, сэр!
И, кстати, не пивом единым…
– Лиззи, дорогуша! Кукурузки нам! Жареной с солью!
Сэм в доле:
– На двух бизонов! И бобов с подливой.
После ухода мисс Шиммер народ как с цепи сорвался. Валит в «Белую лошадь» толпой. Дробный перестук игральных костей. Шлепки карт. Стрекот рулетки. Закрыть глаза, прислушаться, так не салун, а летний луг. Топочут жеребята, стрекочут цикады, шлепает лапами пес, вымокший в ручье.
А накурено-то! Нет, не луг. Труба паровоза.
– Ставок больше нет!
Бутылка звякает о край стакана. Булькает виски. Гул голосов вздымается к потолку, забивает уши щекотным бормотанием. Фигуры завсегдатаев, как моряки с разбитого корабля, тонут в пластах табачного дыма. Словно тут палили из дюжины стволов! Джош достает заранее свернутую самокрутку. Сэм – дешевую коричневую сигарку. Сует в рот: точь-в-точь палец прикусил! Чиркает спичкой, наклоняется через стол, дает прикурить.
– Дерьмо какое-то, Джош. Богом клянусь, дерьмо.
– Что? Где?
– Чертова куча дерьма, говорю. Нюхом чую.
Джош кашляет: дым встал поперек горла. И это говорит Сэм Грэйв, самый счастливый человек на свете?! Сэм по-прежнему улыбается, но в глазах Сэма нет и тени веселья. И ноздри раздуваются, как у бродячего пса, почуявшего опасность.
– Ты о чем?
– Оглянись. Разуй глаза. Прочисти уши.
– Что тут смотреть? Что слушать?
Сэм молчит.
Лиззи приносит заказ. Джош хрустит соленой кукурузой. Ладно, думает он. Хорошо, я смотрю. Слушаю. Дурацкое занятие, но раз тебе приспичило…
