Он устроился обедать прямо в гостиной на диване, пока мать решала, что из обуви выкинуть, а что оставить.
– Надо же, а я про них и забыла, – бормотала она, примерив туфли. – Надену их сегодня. Как тебе?.. Сеня! Я же просила тебя есть на кухне.
– Я хотел посмотреть телевизор.
– Не накапай только, я вчера весь день диван чистила.
– Ага, – рассеянно ответил Арсений, отправляя в рот вилку. Капля подливы изящно слетела с его губ и шмякнулась о подлокотник.
– Ну, так как тебе? – спросила она ещё раз.
С полным ртом Арсений не мог говорить, но показал в знак одобрения большой палец.
– Туфли класс, – сказал через какое-то время, когда мать уже сняла их и аккуратно поставила отдельно от всей остальной обуви. – Куда сегодня собираешься?
– Ну… – она загадочно посмотрела на него и добавила с улыбкой: – У меня сегодня свидание.
– Правда? Поздравляю! А с кем?
– Да ты его не знаешь. Знакомый по работе.
– Он хоть не женат?
– Конечно, нет! – воскликнула мать. – Он разведён. Я его давно знаю – очень приличный мужчина.
– И что? Ваше долгое знакомство делает его приличным мужчиной? – съязвил Арсений.
Мать грустно улыбнулась в ответ. Она медленно подошла к дивану и присела рядом с ним.
– Дорогой мой, я знаю, что предыдущий мой кавалер был не особенно достойным… – тихо и ласково начала она.
– Не особенно достойным! – воскликнул Арсений. – Он ведь даже нигде не работал! И продал наш телевизор!
– Да, я помню. Эту потерю мы долго оплакивали.
– Ты про Леонида или про телевизор?
– Про телевизор, конечно же, – рассмеялась она. – Но ему пришлось вернуть деньги.
– Это только потому, что дядя Вова сходил и поговорил с ним.
– Ну, не без этого, дорогой, не без этого… Так вот, послушай меня, Арсений. Я понимаю, как тебе тяжело пришлось без отца. Поверь, мне тоже было тяжело воспитывать тебя одной… Но я постаралась сделать всё, чтобы ты не чувствовал этого. Но и ты, пожалуйста, пойми меня…
Она, видимо, хотела добавить что-то ещё, но не знала что, и замолчала. Арсений посмотрел в её большие карие глаза, полные печали. В их уголках уже лежали первые морщинки. Ему вдруг стало очень грустно.
– Ну что ты, мам… Я же ничего не говорю против.
– Ты у меня замечательный, – она чмокнула его в лоб, встала и продолжила заниматься своими делами.
– Чем-то помочь?
– Ешь давай.
* * *
За окнами темнело. Арсений сидел в своей комнате. Мать десять минут назад отправилась на свою встречу, а он думал, чем занять себя, но единственное, что ему пока удавалось, – это пялиться в окно. Его клонило в сон, оттого что накануне он уснул только около двух часов ночи, и теперь мысли разбегались при каждой попытке сосредоточиться, как тараканы, застигнутые врасплох внезапно включённым светом. Где-то над всем этим хаосом в голове царила мысль о завтрашней контрольной по алгебре и геометрии, но сейчас она была Арсению меньше всего интересна.
Перед ним на столе лежала старая фотография, на которой молодые женщина и мужчина радостно улыбались фотографу, а круглощёкий годовалый ребёнок задумчиво разглядывал отцовские часы.
Мать говорила, что отец их бросил, а бабушка сказала, что это она от него ушла, – история оставалась неясной. Сколько Арсений ни спрашивал, она никогда ему не рассказывала, что случилось. Но, кроме этой фотографии, у Арсения не осталось воспоминаний, ведь он был еще слишком мал, чтобы запомнить своего отца.
И, в общем-то, ему было всё равно, но временами становилось грустно.
