Хотя ерунда – не совсем то слово. Х…ня тут происходила, самая что ни на есть х…вая х…ня!!!
Сначала те две бабы, еле отписался, теперь – того хуже! Ожог рук четвертой степени, заключенной грозит ампутация, а как, что – никто не знает! Бред какой-то несут насчет Елены Осеневой, но не писать же в отчете: «Руки осужденной Слюсаревой сожгла с помощью магии осужденная Осенева»!
Само собой, Осенева все отрицает, еще и смотрит удивленно-насмешливо своими зелеными глазищами, мол, ты в своем уме, гражданин начальник? Что за пургу ты гонишь?
Хотя, если проанализировать события последних месяцев, именно с появления в колонии Елены Осеневой и начались все эти заморочки. Может, совпадение, а может…
Как бы там ни было, а надо попытаться добиться перевода этой зеленоглазой девицы в другую колонию. Другой вопрос – как сделать это самым безопасным для собственной задницы способом? Ведь связи у родителей этой Осеневой нехилые, не супермега, конечно, но и не шелупонь с окраины.
Вот если бы…
Начальник колонии и сам толком не знал, что именно «если бы», но ему на помощь совершенно неожиданно пришли сами зэчки. На стол легло коллективное письмо женщин, живущих в одном бараке с Осеневой с просьбой срочно убрать Ведьму куда подальше. Иначе они объявят голодовку. Подписались все без исключения заключенные.
Ну вот, теперь можно и в управление ФСИН рапорт писать. Кому нужен лишний шум с голодовкой, за это пистон вставят не только собственно начальнику колонии, но и областному руководству.
Лена ничего не знала об ультиматуме соседок по бараку. Да и откуда узнать, если от нее шарахались, как от чумной. В столовой Лена сидела одна, на работу ходила одна, если пыталась с кем-то заговорить – отвечали, но односложно. И в глаза старались не смотреть.
Нельзя сказать, чтобы девушка особо переживала по этому поводу. Ну да, приятного мало, но до открытых пакостей и вредительства дело пока не доходило – они просто боялись вредить Ведьме, себе дороже.
А так – никто не пристает с расспросами, не мешает тренироваться, не любопытствует, зачем Ведьма берет в библиотеке все, что хоть как-то связано с духовным самосовершенствованием, йогой, медитацией и прочей непонятной и мало кому в колонии нужной чепухой.
Правда, Лена брала не только специальные книги, для подпитки измученной души она читала классику – и прозу, и поэзию. И современных авторов тоже.
Особенно по душе ей пришлись стихи ее тезки, Елены Ярмолович. Небольшая книжка в стильной черно-белой обложке была так затрепана и зачитана, что становилось ясно – эти стихи легли на душу не только Осеневой.
Некоторые строки сами собой запомнились, и Лена порой ловила себя на том, что во время тренировок, отжимаясь или подтягиваясь, она шепчет в ритм:
Руби канаты!
Отчалить! Быстро!
Мы здесь чужие!
Нам нет здесь близких!
Руби канаты!
Бегом на выстрел!
Волной умыли,
А чтоб нам чисто!
Сорвались двери
С петли не мертвой,
По следу зверя
Мозоли стерты.
Сорвались в море.
Прощай, наш берег!
Нас нет – не горе,
Мы есть – не верят!
Руби наотмашь,
Чтоб не догнали!
Не верят – бог с ним,
Не очень ждали!
Руби, не мешкай!
Пока мы спали,
Решили – гоним!
И нас погнали!
Она шептала эти рубленые строки снова и снова, а зэчки думали – колдует…
И страха становилось все больше. А еще – злобы. И даже ненависти.
Отдававшейся в душе Лены физической болью. И она снова брала в библиотеке томик Толстого или Тургенева.
