Брайант кивнул, предлагая Танцору открыть папку и просмотреть документы. На какое-то время в кабинете установилась тишина.
– Надеюсь, все понятно изложено? – прервал молчание генерал.
– Вполне. – Короткий ответ Танцора понравился генералу.
– Вот и отлично. – Брайант снова встал, но жестом разрешил Танцору сидеть и, подойдя к окну, продолжил излагать свои мысли: – На переговоры и объединение оппозиционных сил вам отпускается три недели. Справитесь раньше – еще лучше. За это время нужно будет не только договориться с коренными народностями, входящими в ополчение этих группировок, об объединении усилий в борьбе против арабов. Но и показать правительству Судана, что ситуация с повстанцами в любой момент может выйти из-под контроля военных и спровоцировать новый переворот в стране. И что никакие русские, будь то частная компания или официальный контингент, не помогут избежать очередной массовой резни и новой гражданской войны.
– Я могу разрабатывать любые операции, основываясь на предоставленных мне разведданных, или есть ограничения?
– Ограничений никаких нет. Все варианты давления приемлемы. И чем больнее мы ударим по верховной власти, тем будет лучше… Проще для нас. Чем беспомощнее будет правительство, тем быстрее мы сможем с ним договориться на выгодных для нас условиях. Ваша задача – посеять хаос и страх не только в народе, но и среди военной элиты. А для этого все методы будут хороши.
Танцор, который одновременно слушал генерала и вычитывал документы, которые ему были предъявлены, закрыл папку и встал.
– Я могу взять с собой эти бумаги для более подробного изучения? – спросил он.
– Да, пожалуйста. В десять вечера у вас встреча с Симмонсом, который расскажет подробнее о ваших передвижениях на ближайшую неделю и передаст все необходимые инструкции к дальнейшим действиям. Папку вернете ему.
Брайант с задумчивым видом смотрел на стоящего перед ним Танцора, потом спросил:
– Капитан, вам когда-нибудь приходилось сталкиваться с ситуацией, когда вы сомневались, стоит ли выполнять приказ командира?
– Нет, сэр, не приходилось. Почему вы спрашиваете об этом?
– Я читал ваше досье. В Ираке вам приходилось стрелять даже в детей…
– Это война, сэр, – прервал его Танцор холодным тоном.
– Да, война… Что ж, у меня больше нет вопросов, можете быть свободны.
Брайант отвернулся и стал снова смотреть в окно.
«К чему он упомянул Ирак? – недовольно подумал Танцор, выходя из кабинета. – Можно подумать, что окажись он тогда на моем месте, то стал бы раздумывать, убить ли десятилетнего мальчишку с гранатой в руках или подождать, пока тот бросит эту гранату в тебя?»
Воспоминания снова вернули его в прошлое, когда он, еще молодой, но уже отличившийся в боях спецназовец, стоял напротив иракского мальчишки и смотрел в его черные от ненависти к нему, Танцору, глаза. Солдат тогда не сразу даже понял, что у мальчика в руках граната, которую он готов был в любой момент кинуть ему под ноги. А когда понял, то раздумывать и что-то решать уже не было времени. Танцор чисто автоматически, ради сохранения своей жизни, выстрелил в грудь мальчишки. Тот упал, так и не успев активировать гранату, а Танцору потом еще много лет снились полные ненависти черные глаза маленького воина. И только рождение, а потом и любовь к дочери изгнали из его памяти этот образ.
