Дни шли за днями. Я был счастлив. События и впечатления накапливались. Я пытался их сортировать. С каждым днём становилось солнечнее и жарче. Бывали дни, когда мы просыпались от безумной жажды. Тельце моей подружки утратило серебристый пушок, стало ярким и упругим. Я наслаждался, глядя на ее красоту. Я тоже вырос. Моя ножка теперь толстенькая и крепкая, и более выразительно прописались жилки на руке. Мы заметили, что ночи со временем стали длиннее и свежее. Раньше они проносились мгновенно. Любимая вздрагивала от озноба в темноте. Ей не хватало тепла и света. Небо все чаще становилось прохладным, распахнутым и наполнялось равнодушием. Солнце здоровалось с нами все реже. Экономило ресурс. Личико моей подружки покрылось странными суховатым корневыми пятнышками. А бока стали желто-золотистыми. Но она по-прежнему была фантастически красивой. Пятна не портили ее. Но ей было трудно свыкнуться со своим новым образом. Очень переживала, что возможно заболела. Девчонки странный народ! Я твердил ей, что она прекрасна, что я по-прежнему люблю ее, и что иметь веснушки очень мило. Но она морщила носик и не всегда верила.
Со мной тоже стали происходить непонятные вещи. Я понял, что утрачиваю хлорофилл. Изумрудная зелень моего тела сменилась блекло-болотным окрасом, а узорчатые краешки выжелтели. Я стал более жилистым, язвительным, требовательным. Меня перестали радовать привычные вещи. Я стал скуп на эмоции. Меня все раздражает. Что со мной? Иногда я боюсь сам себя. Картина мира тоже изменилась. Появилось буйство красок вокруг. Самый яркий цвет жёлтый. Есть бордо и коричневый. Только сосна, стоящая недалеко от нашего дерева, была по-прежнему зелёной и самодовольной. Пышность цвета не радовала, во мне зрело пресыщение и равнодушие. Я сражался как мог, но оно внутри меня захватывало все новые территории. Настроение стало созерцательным. Все больше хотелось дремать. Смех моей любимой все реже радовал мой слух. Ей тоже было тревожно. Но, все равно, каждый раз, засыпая и просыпаясь под вой, ставшего почему-то малодружелюбным, ветра, под холодным по-иезуитски плюющимся дождем, я говорил ей, что всегда рядом и люблю ее.
Мы потеряли многих наших друзей. Они, видимо, были более ранимыми и меньше держались за эту новую жизнь. Ветер отрывал их от веток и уносил в неизвестность. Они не сопротивлялись. Им было все равно. Я, наконец, понял смысл слов моей подружки «Ты улетишь однажды, но тебя это не обрадует». Она все знала заранее.
Если бы нас с любимой не было двое, мы бы тоже сдались, наверное. Но у нас был смысл жить. Мы не были готовы расстаться и держались до последнего. Я молил только о том, чтобы ветер оторвал нас одновременно. И тогда я смогу показать ей дальние страны и места. Ведь, по сути, мы нигде и не были. И в этом случае это будет не смерть, а приключение. Захватывающее и может быть даже веселое. Мы будем нестись, гонимые ветром, и радоваться всему новому, что встретится нам на пути.
Ну вот, пришел и мой час. Сегодня как-то особенно знобко. Свинец неба, ледяное дыхание ветра, иней на нашем дереве. Живы только мы. Я и любовь всей мой жизни. «Я улечу сегодня», – прошамкал я ей. Оказывается, мужики слабее. Последние дни я разнюнился. Силы были на исходе. Она подбадривала как могла. Я очень хотел, чтобы равнодушие, заполонившее почти все мое нутро, проникло во все оставшиеся клетки. Тогда мне будет наплевать. Я стану невесомым, перестану цепляться за ветку, за мою сморщенную коричневую подружку и вознесусь. Будет обидно, если ветер не унесет меня подальше, и я останусь мертвым грузом под деревом, как многие мои собратья. Хотя, с другой стороны, мне рассказали, что если дереву будет тепло у корней зимой, то весной родятся новые листья. Значит, я буду полезен и мертвый. Не знаю, что лучше.
