В этих письмах история моего рода, с некоторыми из них я тебя познакомлю. Может быть, ты когда-нибудь напишешь о моих далёких предках рассказ, или повесть, – Алексей улыбнулся.
В следующие два часа Алексей продолжал знакомить меня с историей своего рода, с письмами своего деда Леонида жене Марии и с её письмами-ответами ему.
Знакомясь с вековой историей рода Алексея, я обратился к нему с вопросом:
– Если мне не изменяет память, во время раскопок захоронения сотрудники НПЦ «Наследие» обнаружили останки примерно трех десятков человек, а также их личные вещи: два золотых креста, золотую цепь, медные медальоны, мундштуки, кольцо с гравировкой «Марiя», расчески, зубную щетку, эмалированную кружку и прочую мелочь. Имеет ли кольцо с гравировкой отношение к твоей бабушке Марии Ивановне?
– Нет, – ответил Алексей, – то другая Мария. Мне о ней ничего неизвестно, а вот о Николае Кузьменко, упоминаемом в отчёте заведующей отделом археологии НПЦ «Наследие» Натальи Кунгуровой, мой дед Леонид Самойлович писал в письмах к бабушке. В 1914 году омский полк отправили на фронт под N-к, в том полку они служили. Долгое время вместе воевали, потом их дороги разошлись.
По твоим глазам, Виктор, вижу, что тебе хочется спросить меня относительно деда – Парфёнова Леонида Самойловича. Есть ли его кости в найденном захоронении? Отвечаю. Могли быть, но их там нет. Дело в том, что за несколько дней до того страшного майского дня 1923-го года мой дед бежал из тюрьмы, где некоторое время находились привезённые из Ново-Николаевска офицеры. Затем он каким-то образом добрался до села Старая Барда, где в то время жил его фронтовой товарищ. Потом следы его затерялись. От отца слышал, что скрываясь от органов ГПУ, дед прожил в том селе всего лишь один месяц, или даже меньше. По независящим от него причинам был вынужден пойти в Китай, но покинуть Россию не смог. На его пути встал отряд ЧОН, завязался бой, но так это было или иначе, сейчас уже не узнать. – Алексей на минуту задумался. – Вообще-то, знаешь, Виктор, не буду пересказывать весь жизненный путь моего деда, а дам тебе эти письма для подробного их изучения, но с условием, что ты никому о них не расскажешь.
Я принял его условие.
Во время нашей второй встречи я отдал принадлежащие Алексею письма и спросил его, известно ли ему что-нибудь о Василии Музалевском и Владимире Семёновиче Мерзлякове, упоминаемых заведующей отделом археологии НПЦ «Наследие» Натальи Кунгуровой в отчёте по захоронению в районе оврага, расположенного на Павловском тракте.
– Я читал публикацию в «Свободном курсе», помнится, она называлась «Тайна захоронения на Павловском тракте», но что-либо добавить к уже известному тебе, не могу, – разведя руками, ответил Алексей. – Могу лишь предположить, как и дед, они воевали на фронтах 1-й Мировой войны, а как сплелись их судьбы для меня секрет. Известно, что после разгрома Колчака дед и его товарищи дошли до Владивостока, где были арестованы Приморским отделом ГПУ, затем отпущены за неимением улик против них, затем снова арестованы и отправлены в Ново-Николаевск – ныне Новосибирск. Там их судили и отправили в теплушке в Барнаул, где, как ты знаешь, были убиты 23 мая близ станции Южная. Всё это известно из средств массовой информации, но полными данными они не обладали. Мой дед, если помнишь, не был убит.
– Помню, – ответил я. – Вот это меня и заинтересовало. Как он спасся?
