Честная ведунья избавит от одиночества - страница 15

– Ведь важен не только секс! Я говорю о том, как приятно бы было беседовать с мужчиной обо всём на свете. Ведь говорить с мужчиной – это совершенно не то, что говорить с женщиной. А говорить с интересным, умным мужчиной, с тем, у кого есть жизненный опыт – это же так наполняет внутренне. А если он ещё и танцует! Ты знаешь, как мало мужчин умеет по-настоящему танцевать с женщинами? Я не имею в виду эти подрыгивания в баре после пары рюмок. Я знаю, что всё вышеперечисленное возможно только, когда у тебя роман с мужчиной, а не просто дружба. Дружба с мужчиной – это какая-то редкая материя, которая мне не известна. Приятельские отношения – да, но настоящая дружба – нет, такого, наверное, действительно не бывает. Кто-то всегда хочет раздеть другого… Поэтому я и говорю, что, конечно, может быть намёк на интим, но не интим ради интима… Ведь если это роман ради секса, то он обречён. Я не хочу роман только ради секса. Не хочу. Я хочу романтику. Романтику и страсть!

– Ты сама себе противоречишь: романтика и страсть в твою теорию «маленького романа» никак не вписываются. Ты начинаешь говорить о каких-то платонических отношениях, а заканчиваешь… Страсть – это животное чувство, его не загонишь в рамки каких-то высокодуховных книжных романов. Спустись на землю. Хватит теоретизировать, займись лучше практикой! В жизни всё гораздо проще, чем ты накручиваешь в своей голове.

– В жизни всё как-то пошлее и невзрачнее. И как будто поделено на правильное поведение и неправильное, достойное и недостойное. Я уже была таким роботом, помнишь? Я уже была правильным роботом, приличной девушкой, которая намеревалась стать супругой приличного парня. И что это дало? Ничего из этого не вышло!

– Теперь ты хочешь быть неприличной девушкой? – Вера с хитрецой посмотрела на Свету. – Или этой теорией о «маленьких романах» ты пытаешься оправдать позорную – это твои слова – связь с Михаилом Семёновичем?

– Ох, не вспоминай о нём. Эту позорную связь ничем оправдать невозможно.

– Ну-ка, ну-ка, ты мне подробности не рассказывала, – Вера с любопытством приготовилась слушать. Подобные истории будоражили её воображение, она любила выпытывать мельчайшие детали, чтобы представить себе всю картину полностью. – Кажется, он предлагал тебе вместе встретить Новый год. Чем дело-то кончилось? Под бой курантов вас застала его жена? Или ты нарядилась распутным зайчиком, а этого старца хватил инфаркт? Сколько, говоришь, ему было лет, 45-ть?

– Михаилу Семёновичу 42 года. И Новый год мы вместе не справляли, – выдавила из себя Светлана. – Никаким зайчиком я не наряжалась!

– Опять у тебя этот пристыженный вид, – заметила Вера. – Успокойся, в этом баре нет твоих родителей. У тебя за спиной не сидит твоя начальница или твои коллеги. Рассказывай, давай! Я должна это услышать!

– Ну, ладно, – Света всё-таки оглянулась, как будто желая убедиться, что здесь точно нет её высокоморальных родителей-консерваторов, начальницы и коллег-сплетниц.

– Теперь я точно знаю, что знакомство в кафетерии ни к чему хорошему не приводит, – скривив губы, сказала Света. («И ни к чему хорошему не приводит желание завести тайный роман с первым встречным назло мужчине, который даже об этом не узнает, а если и узнает – ему всё равно»). – Это произошло где-то в начале декабря, недалеко от Театральной площади. Михаил Семёнович угостил меня кофе. Просто навязал мне ещё одну чашку и сел рядом. Он казался таким приличным – пальто серое, костюм тройка, то ли топ-менеджер, то ли чиновник. Я до сих пор не знаю, кто он. Но ведь там рядом мэрия и целая куча банков и офисов. Весь он такой статный, чисто выбритый, на руках – маникюр. Я таких аккуратных мужчин раньше не знала. И ещё у него походка – как из прошлого века. Он высокий, не сутулится, а руки держит сложенными за спиной. Я его про себя назвала «граф».